Мама перекрасила все четыре спальни в оттенок акварельного неба. Я в то время переживала «фазу принцессы», и пришла в восторг, когда отец натянул тент из полупрозрачной москитной сетки над моей кроватью из полированного дерева, – я чувствовала себя точь-в-точь диснеевской Жасмин, только без тигра.
У нас с братом были общая ванная и одна стена. Комната Джейми стала вместилищем внушительной коллекции «Лего» и стеллажей, заставленных миниатюрами из «Подземелий и драконов» на разных этапах раскраски. Я завидовала его воображаемым мирам. Он мог проводить наедине с ними часы, огражденный от тревог о здоровье матери, которые уже делились и множились внутри дома. Мои собственные воображаемые игры были бессистемными, расплывчатыми вариациями на тему «моя кровать – пиратский корабль» или «приготовление волшебных зелий из грязи». Время от времени мне предоставлялся доступ в его утонченную мультивселенную. Брат не возражал, если я наблюдала, как он раскрашивал или читал, при условии, что я буду помалкивать. Я жаждала его внимания, как воздуха, и одного-единственного слова или неохотно брошенного взгляда было достаточно, чтобы питать меня один блаженный час за другим. Он называл меня Гвенни – в честь королевы Гвиневры из его любимого фильма «Камелот». Хотя в метрике я была Женевьевой, прозвище закрепилось.
Улица перед домом представляла собой широкую аллею, вдоль которой выстроились магнолии, клены и гинкго. Один ее конец выводил на главную улицу – она вела к центру Санта-Розы; другой – к местному кладбищу. Каждое Четвертое июля родители – пока жили там вместе – устраивали для всего квартала вечеринку на улице перед нашим домом. Отец, англичанин-экспат, обожал американский День независимости, но помимо звездно-полосатого всегда поднимал на флагшток «Юнион Джек».
Тогда было еще законно запускать собственные фейерверки, и по всей улице люди семьями рассаживались на дороге, устраивая крохотные яркие взрывы. Воздух пах резко и крепко, как спичечная головка. Дядя Джонатан (которого все звали дядюшкой Кью) был младшим из троих братьев моей матери. Он всегда приезжал еще засветло, привозя с собой сумки с самодельной пиротехникой. Сам худой как спичка, он сохранял гильзы от прошлогодних фейерверков и набивал их взрывчаткой от шутих «Пикколо Пит», чтобы те взрывались, как артиллерийский залп, когда этого меньше всего ожидаешь. Дядюшка Кью всегда питал слабость к взрывчатым веществам. Будучи подростком, он, по рассказам, подрывал почтовые ящики петардами на той же самой улице.