Щетинин лавировал среди ревущих машин, скользя взглядом по напряжённым лицам сгорбленных фигур. Усталые, осунувшиеся, с глубокими морщинами от постоянного напряжения, они были серы от копоти, въевшейся в кожу. Пальцы рабочих, с облупившейся кожей и черными ногтями, были вечно испачканы краской, которую не отмыть до конца. Одни работали, склонившись над станками, с выражением обреченности и усталости на лицах, другие украдкой переговаривались, бросая на Щетинина настороженные взгляды.В тени, возле аккуратных стоп чистых листов, двое молодых линотипистов, с взлохмаченными волосами и тёмными разводами на лицах, прикурили свёрнутую на скорую руку папиросу, их тихие голоса тонули в клубах едкого дыма.
Щетинин миновал шумный рой, прошёл к двери мастерской и стукнул и постучал костяшками пальцев. Из-за гудящих агрегатов послышался голос:
– Да кто там ещё? – Прохоров вышел, вытирая руки о передник. Невысокий, коренастый, с облупившимся ногтем на большом пальце. По рукам мужчины было видно, что он стоит за массивным рабочем станком, а не бумаги перекладывает. – Вы по делу?
– По Михаилу Павлову, – ответил Щетинин, показывая визитку. Прохоров посмотрел на визитку, покрутил ее в руках, как будто оценивая не напечатанное на ней, а мастерство изготовления. – Александр Щетинин. Разбираюсь, куда он запропастился.
Прохоров нахмурился, окинул гостя взглядом и кивнул на стул у стены:
– Садитесь, коли по делу. Чего знать хотите?
– Михаил. Что за человек? Как работал? Что за характер?
Мастер усмехнулся:
– Михаил? Мужик работящий. Пьёт, конечно, но кто у нас не пьёт? – махнул рукой. – Только вот разница есть: кто-то с похмелья руки дрожат так, что буквы пляшут, а Михаил – нет. Даже если вчера перебрал, утром всё равно за дело берётся, не филонит. А трезвый – вообще золото, не работник, а загляденье. От станка не оторвёшь.
Щетинин слушал, не комментируя, но чувствовалось, как внутри него формируется портрет жертвы, где трудолюбие соседствует с любовью к развлечениям. Он уточнил:
– Весёлый был?
– А то! Любил пошутить, повеселиться. Да не злобно, не в насмешку, а так, чтоб людям радость. Разговор поддержит, анекдот расскажет. Но и за юбками бегал, это верно. Всегда к девкам неровно дышал. В типографии женщин мало, так он их ценил, улыбался, комплименты отпускал. А за стенами типографии – мне неведомо, но говорят, что любил жизнь во всех её проявлениях. – он усмехнулся от того, насколько до нелепости мягко прозвучали эти слова, и решила их уточнить— Любил гулять по полной, что тут скажешь.