–Чертов взгляд,– пробормотала она,– первый раз вижу. Не ребенок, а оборотень какой-то. Это тебе, наверное, в наказание, что прокляла его.
–Да, кто хоть родился?– простонала роженица.
–Девка родилась,– скорбно произнесла бабка Лукерья,– боюсь, что будет она болезной и с несчастной судьбой. Оборотни счастья не имут.
–Может покрестить ее?– вмешалась Лариска.
–Где ты ее покрестишь?– пожала плечами бабка Лукерья.– В нашей церкви склад организован. Да и попа теперь днем с огнем не найдешь. Ладно, уж. Как будет, так будет.
Глава третья.
Лариска и бабка Лукерья обмыли девочку в тазике, запеленали в заранее постиранную Клавдией пеленку, и положили ребенка рядом с роженицей. Девочка смотрела на мать немигающими глазами, словно спрашивая: «Что же будет дальше, если я тебе такая неугодная?»
–Ишь, глазищи выпучила!– сердито пробормотала Клава.– Словно из души выматывает. Родилась бы мертвой, сейчас и думать было бы не о чем. А теперь возись с тобой, нежеланной.
–Грех такое говорить,– остановила ее бабка Лукерья,– твое чадо. Она не виновата, что ты не тому ноги раздвинула. Надо было раньше думать, а теперь-безотцовщина. Хочешь, не хочешь, а растить надо.
–Слушай, Клавка,– встрепенулась Лариска,– если уж она тебе совсем невмоготу, то отдай ее мне, только тогда это уж будем моя дочка.
Клавдия затихла, затаилась, поглубже втиснувшись в перину. На ее лице отразился страх и желание, чередовавшие друг друга. Она ни разу не взглянула на лежащую рядом дочку, а делала движение руками, словно прицеливая ребенка к груди, то отбрасывая его от себя, и тогда на ее лице отражалась такая ненависть и мука, что баба Лукерья, перекрестившись, сказала:
–Без сомненья она твоя дочь. Обе вы оборотни. Яблоко от яблони далеко не падает. Где у тебя самогон стоит? Давай хоть ножки обмоем.
–В шкафчике стоит первачок,– отозвалась Клава,– да и сальца я припасла, и картошка в печи подоспела. Мы с Лариской обедать собрались, а тут здрасте вам.
–Не любая она тебе, Клава,– продолжала гнуть свою линию Лариска,– отдай мне девочку.
–Да как я тебе ее отдам?– в отчаянье закричала Клава,– Вся деревня видела, что я на сносях. Спросят, куда ребенка дела? Живьем заклюют. И хотела бы, да не могу. Не любая, говоришь? Вот за это поклон тебе низкий. Вот и имя созрело. Любкой ее назову.