Рассказ второй. Миф обособленности
Он бежал, словно загнанный зверь, оставив позади мир, пропахший ложью и лицемерием. Он ушёл высоко в горы, туда, где воздух тонок и разрежен, словно последний выдох умирающего старого мира, где тишина звенит в ушах, словно колокол, где земля, непотревоженная человеческими шагами, всё ещё хранит девственную чистоту природы, а ветер, вечный странник, несёт лишь едва слышный шёпот звёзд, древние истории вселенной, рассказанные на языке, который доступен лишь тем, кто всегда выбирал любовь в любом её проявлении.
– Здесь, – твердил он себе, устремляя воспаленный взгляд к неприступным заснеженным вершинам, к этим безмолвным свидетелям вечности, – здесь, в этой оглушительной пустоте, вдали от мирской суеты, я, наконец, смогу обрести себя настоящего, стать тем, кем должен был быть. Я избавлюсь от всего наносного, от липкой шелухи чужих мнений, от фальшивых масок, приросших к моему лицу, и, наконец, смогу увидеть свое истинное лицо, отраженное в ледяной глади горного озера, чистое и незамутненное.
Он наивно верил, что всепоглощающее одиночество, как суровый, беспощадный огонь, выжжет дотла все его слабости и мучительные сомнения, оставив лишь закаленную сталь непоколебимой воли. Что звенящая тишина, подобная горному воздуху, кристально чистому и ледяному, развеет, словно дым, последние иллюзии, оставив взамен лишь кристальную ясность и безупречную правду. Что полное отсутствие других людей, словно огромное, безупречное зеркало, отразит его истинную суть, сделает его, наконец, совершенным, самодостаточным, независимым от чужого мнения и одобрения.
Он твердо знал, или, по крайней мере, так отчаянно ему казалось, что все ответы, которые он так долго и мучительно искал, находятся внутри него, в самой глубине его израненной души, погребенные под слоем обид, страхов и разочарований. И он наивно надеялся, что сможет, наконец, услышать их, когда замолкнет весь мир вокруг, когда внешние шумы и соблазны перестанут заглушать тихий, едва слышный внутренний голос, голос его истинного «Я», которое так долго ждало своего освобождения. Но он еще не знал, что самый страшный шум – это шум его собственных мыслей, и что от себя убежать невозможно.
Но мир почему-то упорно не желал замолкать, словно назло ему. Тишина, которую он так страстно жаждал, оказалась обманчивой, предательской, насквозь пропитанной ложью. В ней звучали не только умиротворяющий шепот ветра, блуждающего среди скал, и пронзительные крики одиноких горных птиц, парящих в небесной выси, но и назойливые голоса его прошлого, голоса тех, кого он так отчаянно пытался забыть.