– Эм, из ТСЖ я, – на автомате выпалила я. – Проверка… эээ… систем безопасности от взрыва и тараканов.
– Ну раз так… проходи.
Она отступила в сторону, сжав ёжика как амулет.
Я проскользнула в квартиру Валерия Степановича, будто в музей абсурда.
Там было всё.
Сотни фигурок ежей – на полках, под потолком, в ванной, на плите, в унитазе (!), и даже один торчал из сахарницы.
– Он их вязал сам, представляешь? – прошептала баба Дуся, – Говорил, что ежи – это его армия. «Мои воины», так называл. Я-то думала – шутит. А он, вон, умер с одним в тапке.
Я напряглась.
– А вы знаете, как он умер? – старалась звучать между «просто так спросила» и «я не следователь, но всё записываю».
– Говорят – сердце. А я думаю, его Жорик того… проклял.
Из глубины квартиры раздалось:
– Мочить всех! Мочить ЛЮБОВЬЮ!
– Это он?
– Ага. Всё время перефразирует. Сегодня вот – любовь мочит. Это уже романтика.
И тут я увидела её. Маленькую металлическую шкатулку под столом, с приоткрытой крышкой. На ней лежала пуговка в виде ежика.
Я присела, сделала вид, что чешу ногу (ха, актриса года!), и аккуратно заглянула внутрь.
Паспорт.
Не его.
На имя Павел Сергеевич Заварзин. Фото – тот же Валерий Степанович, только без усов и с другой причёской.
Выглядел как человек, который поёт романсы в караоке и одновременно пишет доносы в налоговую.
Я вздохнула.
– Вы его давно знали? – спросила я Дусю, не вставая.
– Семь лет, как в аду. А до этого он жил в Балашихе, кажется. Или в Египте. Он путался в показаниях. Говорил, что был разведчиком, потом массажистом, а потом преподавал фэншуй по тюремной переписке.
– А в гости кто-нибудь ходил к нему?
– Только курьер. Один. Такой подозрительный, в тёмных очках. Я-то сразу поняла: доставка зла.
И тут попугай снова подал голос.
– Паспорт! Паспорт подложный! Он врал! Убил! Кому в тюрьму – тому и тапки!
Я оцепенела. Дуся уронила сигарету. Ёж в её руках как будто побелел.
Тишина.
– Он это говорит часто?
– Нет. Он обычно про пельмени и водку. А тут вот… что-то новенькое.