В тот день на вокзале собралась целая толпа родителей с детьми. Дети были всех возрастов, некоторые едва умели ходить, и их вели за руку ребята постарше. Многие малыши ревели, цепляясь за родителей, но в целом посадка проходила спокойно, поддерживался безупречный порядок. Десятки волонтеров, по большей части женщины, помогали всем и каждому, а полицейские в нацистской форме наблюдали издали, но не вмешивались.
Ракель и Фолькер подвели Самуила к пункту контроля, и девушка, не еврейка, а англичанка, нашла его имя в списке и повесила бирку на шею. Погладила по щеке и ласково проговорила, что скрипку взять не получится, каждый пассажир имеет право только на один чемодан, места очень мало.
– Самуил никогда не расстается со скрипкой, барышня, – объяснил Фолькер.
– Я понимаю, почти все дети хотят прихватить с собой что-то еще, мы не можем делать исключения.
– Вон того пропустили, – пожаловался Фолькер, показывая на трехлетнего малыша, прижимавшего к груди плюшевого медвежонка.
Обескураженная волонтерка втолковывала полковнику, что она всего лишь соблюдает инструкцию. Время поджимало, выстроилась очередь из детишек, родители окружили пункт контроля. Одни сетовали на задержку, другие твердили, что стоит, мол, позволить мальчику взять с собой скрипку, а англичанка настаивала на соблюдении правил.
И тогда Самуил, который с тех пор, как они вышли из дома, не произнес ни слова, положил на перрон потертый футляр, вынул скрипку, пристроил ее на плечо и заиграл. В ту же минуту вокруг маленького виртуоза воцарилась тишина; воздух наполнили звуки серенады Шуберта. Время остановилось, и на несколько волшебных минут эти люди, подавленные неминуемой разлукой с детьми, не уверенные в собственном будущем, забыли о своих тревогах, получили утешение. Самуил был невысоким для своих лет и в пальтишке на вырост выглядел трогательно хрупким. Закрыв глаза, он покачивался в ритме музыки, и это завораживало.
С обычным для него серьезным видом он принял аплодисменты и бережно положил скрипку в футляр. В этот миг люди расступились, пропуская полную даму, одетую в черное: она шла к поезду, а в толпе шепотом произносили ее имя – та самая голландка, которая организовала перевозку детей. Растроганная, она наклонилась к Самуилу, пожала ему руку и пожелала доброго пути.