Стремясь достичь наибольшей художественной выразительности, Е. А. пишет этот «Дневник» от начала и до конца в двух рукописях, неоднократно изменяет и дополняет повествование, переделывает заново многочисленные его эпизоды и пишет к ним варианты…
Ярким доказательством «художественного вымысла» могут быть все те страницы, где Е. А. описывает свой приезд из Парижа на родину. По достоверному свидетельству тех лиц, о которых говорит автор в этом большом отрывке, – некоторые сцены не соответствуют действительности, а характеристики действующих лиц даны иногда крайне преувеличенными. Все это, очевидно, сделано автором с заранее обдуманным намерением.
О «фикциональной» природе в особенности последней части дневника свидетельствует и наличие четкого плана будущей «повести».
В дневниках можно выделить ряд мотивов, которые позволяют говорить об их универсальном характере. В нем затрагиваются проблемы, которые будут знакомы многим: сложные отношения с матерью (к слову, одна из ключевых тем современного автофикшна); недовольство собственной внешностью и как следствие неуверенность в отношениях с мужчинами («…Вот почему я никогда не думаю о мужчинах, – влюбленный урод смешон и жалок…», «Как приятно теперь жить с сознанием собственного безнадежного уродства! И мне хотелось разбить все зеркала в мире – чтобы не видеть в них своего отражения…»); размышления о положении женщин в России («Я уверена, что в будущем в России роль женщины будет интересна: в стране утвердится мысль о высшем женском образовании и явится целый ряд женщин, способных к участию в управлении страной»; «Как он не понимает того, что если женщина в среднем умственном уровне ниже мужчины, то это уж никак не вследствие природной неспособности, а вследствие того, что ее образование и развитие, как физическое, так и духовное, веками пренебрегалось?»); и – что кажется чрезвычайно значимым в контексте именно этого дневника, отразившего историю трагически и загадочно завершившейся жизни, – размышления о смерти и стремление к ней. Такова последняя запись в дневнике Лизы, сделанная 18 января 1902 года, и именно эти настроения последней части дневника наводили на мысль, что причиной смерти Дьяконовой стало самоубийство:
Страшно… Чего я боюсь? Боюсь перешагнуть эту грань, которая отделяет мир живых от того неизвестного, откуда нет возврата… Если бы он мог быть моим, моя измученная душа воскресла бы к новой жизни, но этого быть не может, следовательно, незачем и жить больше… Но если выбирать между этой жизнью, которая вся обратилась для меня в одну страшную темную ночь, и этим неизвестным… Жить? Нет, нет и тысячу раз нет! По крайней мере, покой и забвение… Их надо мне. А долг? А обязанности по отношению к родине? Все это пустые слова для тех, кто более не в силах быть полезным человеком… Родина, милая, прости…