Эта речь была полна справедливости, какими бы ни были истинные намерения графа. Она сильно удивила торговцев, которые знали, что если Гарго поедет в Париж, то легко может добиться отмены этого постановления. Тогда они пошли другим путём и принялись говорить об удовлетворении графа. Для этого они воспользовались вмешательством Пьера Говэн и Ожэ Дюшанэ, торговцев из Ля-Рошели, которые находились в коммерческих отношениях с бароном, судьёй адмиралтейства Бруажа. Этот судья договорился, что торговцы передадут графу пятьдесят тысяч ливров, десять тысяч ему самому и некоторые другие суммы для Поластрона, майора Бруажа, и других офицеров, от которых зависело исполнение постановления о снятии ареста с товаров и которые могли помешать Гарго действовать через формы правосудия.
Заключив мир с бордосцами, Гарго оставался на реке Бордо в большой нужде и попросил шевалье де ля Ланд, который там командовал, как старший капитан в отсутствие графа, отпустить его с кораблём к Ля-Рошели, куда его призывали дела. Несмотря на то, что его просьба была абсолютно справедлива, он с трудом добился этого разрешения, потому что граф дал секретный приказ его не отпускать. Проходя Блэ, Гарго высадился, чтобы приветствовать маршала дю Плесси Прален, который рассказал ему кое-что об этом деле и сообщил, что рассчитывает увидеть его при дворе раньше шести недель, чтобы жаловаться на графа дю Доньон.
Как только Жамб-де-буа прибыл в Ля-Рошель, то направился со своими бумагами в Ратушу, обычное место пребывания графа, чтобы посчитать с морским комиссаром Трубером военные расходы, и отдал ему все бумаги, которых с тех пор не видел. Граф узнал о его прибытии и послал за ним и его братом, пригласил их обоих в свою комнату и туда же позвал торговцев из Руана и Сен-Мало. Эти торговцы официально попросили у него отдать им два корабля, следуя постановлению Совета, которое ещё не было подписано двумя братьями. Это было сделано, и граф тотчас распорядился о передаче кораблей торговцам, не обращая никакого внимания на противодействие Николаса Гарго, который не преминул указать, что все основания для этого постановления являются ложными, дал понять опасные последствия, которые такой поступок повлечёт для королевской службы, и настаивал на том, что граф должен был, по крайней мере, сначала дать ему пятнадцать дней на поездку в Париж, чтобы рассказать королеве и кардиналу об этой несправедливости. Всё было напрасно, граф не желал с ним соглашаться, все его доводы и просьбы он даже не рассматривал за цену в пятьдесят тысяч франков, которыми его поманили торговцы, в ущерб справедливости и своему партнёру.