– Спасибо брат, – поблагодарил его Макар и привычно потащил свои запасы в заброшку. Он часто задумывался, что побуждает Мурата к добрым делам, и в частности к помощи ему, Макару. Он видел что Мурат получает большую радость когда дает ему пакет, чем даже сам Макар, получая его. Макар очень быстро привык пользоваться его благородством. А иногда даже ворчал «дома» разбирая полученные богатства: «Где горчица? Как можно есть язык без горчицы?» Конечно вслух он не говорил ничего подобного, боялся лишиться хлеба насущного.
Он привык приспосабливаться и жить в этом мире, где невероятная жестокость и безразличие одних, сосуществовали рядом с самоотверженной добротой и бескорыстием других. Он никогда не пропускал благотворительной раздачи угощения церкви на Пасху и Рождество, когда собирались целые толпы нуждающихся и получали не только еду, но и медицинскую помощь и заботу. Это особенно важно было в холод, когда возможность попить горячего чая, или вовремя полученная тарелка теплого супа могли спасти от верной гибели, от обморожения среди покрытых инеем гранитных набережных города, равнодушного к своим жителям.
И вместо благодарности, в ответ на доброту, у него формировалось чувство глубокого презрения к окружающим, к тем, кто с утра бежал на работу, широкими потоками спускаясь в метро или в непогоду нервно раскапывая из-под снега свои машины боялись опоздать. Они смирились с непрерывным стрессом, мучились от непреходящей даже их короткий отпуск головной боли – несчастные трудоголики! И особенно сильным было презрение к тем, кто помогал ему, угощал едой, предоставлял кров и возможность помыться.
Сначала, оказавшись на улице, он очень мучился от потребности быть чистым, переживал, как выглядит со стороны. Мнение других сначала ему было небезразлично. На первые заработанные копейки он приобрел бритву и старался поддерживать приличный вид, брился, следил за одеждой, старался посещать баню…
Но позже он понял, что попал к касту неприкасаемых, для толпы спешащих людей его просто НЕТ. А уж каков он – выбрит, помыт ли, всем было совершенно безразлично. Поэтому постепенно он стал терять интерес к чистоте и аккуратности, а иногда даже упивался глубиной своего падения и по несколько недель не мылся, не говоря уже об отросшей бороде с которой он иногда боролся найденными на помойке большими канцелярскими ножницами, клочками ровняя ее.