Когда я приступал к чтению рукописи, меня порадовали эпиграфы к ней, в особенности те слова, которые принадлежат Георгию Данелии. Его фильм «Не горюй!» я считаю шедевром всех времен и народов, а книгу «Безбилетный пассажир» перечитываю каждый год. Эстетику Данелии я бы определил как «смех сквозь слезы». Прозу Екатерины Тарасовой я кладу в ту же корзину. Она пишет про людей, с которыми свела ее судьба. Здесь находится место и персонажам (как замечательным, так и никчемным), которых ей довелось переводить, терпеливым врачам и их вздорным пациентам, любимым родственникам, друзьям, собакам… Читая, то смеешься, то плачешь. В общем, это по-настоящему трогательное чтение. Жизнь в большом городе настраивает на цинический и равнодушный лад, но Екатерине Тарасовой удается одушевить окружающее ее пространство, которое не хочется покидать.
Александр Мещеряков,
доктор исторических наук, переводчик с японского, литератор
Лица, которые попытаются найти в этом повествовании мотив, будут отданы под суд; лица, которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы; лица, которые попытаются найти в нем сюжет, будут расстреляны.
Марк Твен. «Приключения Гекльберри Финна»
То, что написано в этой книге, было со мной… А может, этого и не было…
Георгий Данелия «Безбилетный пассажир»
Весною – рассвет.
Сэй Сёнагон «Записки у изголовья»
Говорят, писатель Леонов очень любил выращивать кактусы. Любимое занятие его было после писательского дела и собирания книг в свою огромную библиотеку. Кактусы он не только выращивал, но и прививал. Один к другому, а потом второй, и третий, и четвертый… И получалась такая диковина: поликактус. Вроде и колючий, но красивый до жути.
Вот и мои заметки: разрозненны и объединены друг с другом, немного колючи, а красивы или нет, решать читателю.
Лет семь-восемь назад мне посчастливилось побывать в Туре (ударение на е), столице Эвенкии, и присоединиться к общности почетных эвенков. Хотя в моих жилах течет совсем другая кровь, желание петь о том, что вижу, сильнее меня. Если бы я изучала тюркские языки, то сравнила бы себя, наверное, с акыном, но в сердце моем стучит японский, поэтому я пишу эти заметки в японском жанре дзуйхицу, или, буквально, «следуя за кистью», который был известен еще с Х века в «Записках у изголовья» придворной фрейлины Сэй Сёнагон. Но мои