Сотник перекинул знамя Белову:
– Держи!
Тот ловко поймал его, развернул; Семенов вновь вскочил в седло, увидел замешкавшегося немчика в новой, еще необмятой форме и решил захватить его в плен. У немчика неожиданно закапризничала лошадь – такое часто бывает, и всадник вместо того, чтобы огреть ее пару-тройку раз плеткой и быстро привести в чувство, начал с большезадой гнедой кобылой валандаться, уговаривать ее, успокаивающе хлопать ладонью по холке.
– Дур-рак! – прорычал Семенов, устремляясь наперерез к немчику.
– Немчик оглянулся на дробный топот копыт, вскрикнул надорванно, словно преследователь выстрелил в него, залопотал что-то, давясь словами, воздухом, собственной оторопью – на него даже противно глядеть было; в это время кобыла его, будто почувствовав опасность, рванула с места так, что в разные стороны полетели невесть откуда взявшиеся мокрые комья земли.
– Дур-рак! – вновь хрипло прорычал Семенов, который знал, что немчика этого все равно догонит и возьмет в плен.
Похоже одуревший неумеха этот добавил немцам паники: из-за домов на рысях выскочил целый эскадрон, увидел казаков и припустил лошадей от забайкальцев так, что на копытах лошадей только подковы засверкали, через несколько минут он смял другой эскадрон, шедший впереди. А ведь немцам ничего не стоило развернуться – хотя бы одному-двум десяткам человек – и тогда Семенов со своими людьми увяз бы в рубке…
Отовсюду неслись панические крики:
– Казакен!
А Семенов как выбрал себе одну цель – немчика-кавалериста, испуганно встряхивающегося в седле, – так и продолжал ее преследовать, скалил зубы, будто волк, и крутил около головы коня плетку, пугая его, и тот на скаку всхрипывал и старался отвернуть голову от плетки в сторону.
– Вр-решь, не уйдешь, – пробормотал Семенов угрожающе, глядя на спину немчика, обтянутую добротным форменным щабуром, утепленным меховой подкладкой, чтобы владельцу было не холодно рубать русских солдатиков, чтобы не застудился родимец, размахивая сабелькой во время исполнения своего воинского долга.
И вообще, все на этом немце сидело ладно, было специально подогнано, все – добротное, новенькое, необмятое, неспешно, с толком и умом сшитое – видно, на войну он пошел, как на некий праздничный променад, где могут повстречаться красивые девушки, на которых надо будет произвести неизгладимое впечатление.