– Вы тоже не из полиции, – парировала я, не отрываясь от камеры. – Полиция ничего тут не сделает. Громов наступил на хвост тем, кто выше крыши.
– Значит, вы знаете, кто это?
Он фыркнул, выпуская дым:
– Знаю, что вам лучше убраться отсюда. Ваша мать тоже любила совать нос, куда не следует.
Мурашки побежали по спине. Я резко обернулась:
– Вы знали мою мать?
– Знаю всех, кто плохо кончил.
Его слова попали прямо в цель. Я сжала кулаки, но сдержалась.
– Откуда вы знаете о моей матери?
Николай затянулся и посмотрел в сторону приближающихся полицейских сирен.
– Я работал в отделе, когда случилось ДТП с Анной Воронцовой. Только это не было ДТП. У нас приказ был не копать, а я копнул. Через неделю меня перевели в другой отдел, а через месяц – выперли по статье.
– Что значит, не было ДТП? – я шагнула к нему. – Что вы узнали?
– Не здесь, – отрезал он. – И не сейчас.
Моя мать, Анна Воронцова, была журналисткой, и ее работа в основном касалась расследований по коррупции и взяткам среди власть имущих. Она погибла, когда мне было 18. Официально, ДТП: грузовик врезался в ее машину на пустынной трассе под Белогорском. Но я помню, как за неделю до смерти мама говорила по телефону: «Если со мной что-то случится, ищи в делах мэрии».
Отец, бывший следователь прокуратуры, ставший военным корреспондентом, мотался по миру. В последний раз его отправили в Сирию. Мы и так не очень ладили, а после смерти мамы наше общение свелось к редким звонкам с приветами; даже на праздники и дни рождения не созванивались. Два года назад мне сообщили, что отец погиб. Подорвался на мине. Одиночество закалило меня. Журналистика стала не выбором, а необходимостью, единственным способом докопаться до правды, которую они так и не успели рассказать. Прежде чем я успела ответить, к нам подошла Ирина Львова с чемоданчиком криминалиста. Как тесен наш город. Молодая эксперт-криминалист, 25 лет, недавно переведенная из Москвы. Хрупкая, с короткой рыжей чёлкой и татуировкой в виде пера на запястье. Говорят, её отец, генерал МВД, но Ирина уехала в провинцию, чтобы доказать, что может добиться всего сама. Могут и ошибаться, конечно. Ее взгляд скользнул по мне, задержавшись на фотоаппарате:
– Вы журналист? Полиция запретила съемку.
– Я уйду, когда вы ответите на вопрос: почему кошелек Громова нетронут, а часы Patek Philippe на месте?