– Пустите, – привычно, определенно не в первый раз ныл шкет.
Под заплатанной матерчатой курткой на груди он аккуратно держал пару голубей.
Москва не исключение – как и в любом городе России, в ней полно голубятен и голубятников, чуть ли не в каждом дворе. Никогда не понимал такую радость, но всегда принимал как данность. Голубятники были какие-то опасно увлеченные люди. Голубей покупали. Перепродавали. Крали. Притом воров за такое дело от избытка чувств запросто могли убить. Все же не кошелек какой-то украл, а голубя!
– У пакгауза натырил? – еще раз встряхнув пацана, осведомился Антипов.
– Дяденька милиционер, – захныкал пацан. – Мое это. Сам, можно сказать, воспитал.
– Что ты врешь, Чапа? Я же тебя знаю. Сам ты только воруешь.
– Мое. Пусть докажут, что их, – заныл Чапа.
– Вот сейчас отдам тебя пацанам с пакгауза, и разбирайтесь сами, – мстительно улыбаясь, произнес Антипов.
– Не надо!
– Ну тогда быстро говори – пока здесь крутишься, такие вещи никто не предлагал? – Начальник розыска описал, что стянули у потерпевшего Ленковского.
Пацан нахмурился. Потом сказал:
– Да ручками с перьями тут каждый второй торгует. Хлопком выбьют у ротозея из кармана, и сюда. А вот портфель – не, не видел такого. Я бы запомнил.
– Кто у Базарного переулка на гоп-стоп мужика взял?
– Не слыхал! Вам лучше знать!
– Поговори мне еще. Кто вообще там толкается?
– Не знаю!
– Залетные, ворье, шпана – видел кого?
– Нет!
– Чапа, не зли меня…
– Ну «пять бараков». В ближнем к железке, на втором этаже, у Петровича его кореша из тюрячки уже неделю не просыхают. Их и спросите.
– Петрович – это Гвоздь?
– Он, буржуй… А больше ничего не знаю.
– Портфель или ручку увидишь – свистни. И не дай бог кто-то мне об этом скажет раньше тебя. Ты понимаешь?
– Да понимаю я. Отпустите уж! Мне голубями торговать надо…
Уже третьи сутки мы с Антиповым обшариваем прилегающие к Заводу территории, а также весь остальной район. Разговоры, разговоры. Такова работа угрозыска – ходить и спрашивать в надежде наткнуться на то, что ищешь.
И вламываться на малины и в притоны. Чем мы и займемся сейчас по информации Чапы.
Антипов взглянул на часы:
– Одиннадцать. Шкет сказал, они там весь день квасят. Пошли?
– Пошли, – кивнул я.
Бывают сумасшедшие дома, где кавардак и дичь. А бывают сумасшедшие дни, когда то же самое, что и в сумасшедших домах, – кавардак и дичь, но только на воле и плотно спрессовано по времени.