«Ирония в том, что они служат мне, думая, что я даю им больше, чем имею сам. Что они считают меня кем-то большим, чем я есть. А может, их жадность заставляет их видеть во мне единственный источник их силы?»
Он усмехнулся этой мысли, напоминая себе, что вся преданность в конце концов рождается из желания. Будь то желание силы, признания или даже спасения.
«Они – мои создания, мои дети. Но их верность – это не любовь. Это просто ещё одна форма жадности. Такая же, как та, что течёт в моих жилах», – заключил он, отводя взгляд от сцены перед собой.
Когда всё было кончено, Маммон встал из-за стола и медленно подошёл к своим «детям». Его походка была неторопливой, почти ленивой, но каждая деталь в его движениях излучала контроль и уверенность.
Остановившись перед одним из слуг, он наклонился, чтобы вытереть его окровавленную пасть белым платком. Движение было почти нежным, как у родителя, заботящегося о своём ребёнке.
– Ну что, дети мои, – произнёс он с лёгкой усмешкой, глядя в их алчные глаза, – довольны ли вы?
Слуги зарычали в ответ, их звериные глаза вспыхнули странным сиянием, смесью благодарности и жадности. Маммон наклонил голову, изучая их реакцию.
– Хорошо, – сказал он, отбросив испачканный платок в сторону, словно это была вещь, лишённая всякой ценности. – Теперь вы знаете, что я всегда вас накормлю, если вы будете верно мне служить.
Его голос был мягким, но в этой мягкости звучала угроза, которая держала в повиновении всех его созданий.
Один из слуг, видимо осмелевший после недавнего пиршества, тихо, но с дрожью в голосе спросил:
– Господин… а что насчёт той девушки? накормите ли вы нас её плотью?
В комнате повисла напряжённая тишина.
Маммон медленно повернул голову в сторону говорящего. Его глаза сузились, и на мгновение показалось, что тьма в комнате стала гуще.
– Что ты сказал? – его голос звучал низко и угрожающе, каждое слово вонзалось, как клинок.
Слуга дрогнул, осознав свою ошибку, но отступать было поздно. Маммон подошёл ближе, его шаги были тяжёлыми и размеренными, как удары молота по наковальне.
– Ты смеешь говорить о ней так, словно она принадлежит тебе? – проговорил он, его голос усилился, наполнившись гневом и презрением.
Не дав слуге оправдаться, Маммон резко взмахнул рукой и ударил его с такой силой, что тот упал на пол. Остальные слуги попятились, их звериные глаза наполнились страхом.