– Разумеется, нет! – возмущённо вскрикиваю. Именно сейчас ко мне приходит понимание собственного поражения. Мне не хочется в это верить, однако, дух безысходности уже поселился в воздухе.
Солнечный свет морозного дня заливает комнату, отражается в глянце шкафа, в зеркале, на линолеуме и потолке. Неприятный, слишком навязчивый, слишком бесцеремонный, как и эти дамы из опеки.
– Ребёнку не место в таких условиях. Здесь его жизнь в опасности,– выносит вердикт длинная и уходит, за ней следом семенит и рыжая. Пытаюсь что-то возразить, но язык прилипает к нёбу, в горле становится сухо, словно я наелась песка.
С отвращением слышу, как удаляются их шаги.
– А под чем я, собственно, подписалась? Мои ли слова были записаны на той бумажке? Истинная ли версия?– пришедшая в голову мысль бьёт в солнечное сплетение разрядом электрического тока. По спине пробегает гадкая ледяная струйка.
Сажусь на пол, хватаюсь за голову, принимаюсь раскачиваться из стороны в сторону. Дыши, Роза, дыши ровнее. Сделанного не вернёшь, думай, думай, курица тупая, что делать. Не смей реветь!
– Ещё не всё потеряно, – пытаюсь подбодрить себя,– Обращусь в общество слепых, может, там мне помогут?
Представляя, как зайду в кабинет председателя, вдохну запах бумаги, старой мебели и недавно политых цветов и расскажу свою историю, начинаю собираться в больницу к Данечке. Итак, что нужно с собой взять? Подгузники, салфетки и молоко. Тьфу! По вине этих двух старых калош из опеки я не успела толком сцедиться. А грудь распирает. Придётся заняться этим по возвращению.
Вызываю такси, еду, слушаю дурацкую музычку. Отчего-то, становится страшно, нервы натянуты гитарной струной, в животе неприятный, разбухший комок, сердце болезненно сжимается. Дорога кажется бесконечной, какой-то утомительной.
У дверей больницы меня пошатывает, подгибаются и дрожат колени. Запахи готовящегося обеда кажутся омерзительными, голоса громкими, ступени крутыми.
Медсестра, забирающая у меня передачу для Данечки, на сей раз, встречает меня сухо. Хотя обычно, пусть и не болтала со мной по душам, но сама заводила разговор о самочувствии моего сына, спрашивала о том, как я добралась. Сейчас же, ровно объявляет, что Данечку перевели в общую палату.
– Я могу к нему пройти? – спрашиваю, а голова уже кружится от волнения, голос на последней ноте срывается, переходя на сип. Господи! Неужели этот кошмар скоро останется в прошлом, и мы с сыночком встретимся. Я возьму его на руки, прижму к себе, проведу губами по гладкой щёчке, по пушистым волосикам?