День клонился к вечеру. Я лежал на кровати, в окно светило весеннее закатное солнце, а из груди у меня уже не торчала стрела. Или я перестал ее различать. Ну, хоть так. А если она вроде занозы и теперь начнет воспаляться? Никаких ощущений вроде бы не прибавилось. Кроме голода и какой-то странной тоски… Я огляделся. По стенам стекали черные капли ссоры, смешанные с усталостью и обидой. Вошла мама. В комнате сразу стало светлей.
– Что, опять соседи наверху ругались? – спросил я и несколько раз хлопнул ресницами, чтобы сбить ненужную сейчас настройку на резкость.
– Не без этого, – махнула рукой мама. – Ничего нового. Какое мне дело до соседей, если мой тридцатилетний сын приходит домой в десятом часу утра после прогулки под руки с добрыми самаритянами в виде Вовки и Толика и не узнает собственную мать? Сейчас уже, кстати, шесть часов вечера. Да, ты был в полуобморочном состоянии, но мать ты должен узнавать даже на смертном одре!
– Типун тебе на язык, – фыркнул я.
– Типуном подавился, – парировала она. – Никаких неуместных параллелей. Вовка мне пару слов сказал, но теперь я хочу услышать от тебя – что случилось? И сразу же – твоя ненормальная работа не доведет тебя до добра!
– Мама! – я горестно вздохнул. – Моя ненормальная работа однажды была предложена мне тобой. Ну, ладно-ладно. Не заводись. Не тобой, а твоим коллегой. Некоторым образом, коллегой. Марком Захаровичем. Который Маркис.
– Я, конечно, не Вовка, литературу и русский язык не преподавала, – поджала губы мама, – но не Захаровичем, а Захариевичем. Потому что папеньку нашего Марка звали не Захаром, а Захарием. И Маркисом. Он не женщина, так что можешь склонять его сколько угодно.
– В таком случае, и не добрыми самаритянами, – хмыкнул я. – Если только одним добрым самаритянином. Толиком. Вовка-то уж точно мой единоверец. Не в иудейском смысле, конечно. В агностическом. Кстати, есть еще такой вариант – Захарьевич.
– Один-один, – вздохнула мама. – Вовка сказал, чтобы ты не выходил из квартиры, а лучше бы и не вставал. Оставил две киевских котлеты и картофельное пюре Лизкиного производства с пожеланием приятного аппетита и извинениями от нее же. У меня есть борщ. Чайник уже поставила. Тебе следует есть и спать. Остальные инструкции будут позже. Ты сейчас находишься в вынужденной и обязательной информационной блокаде. А у них там, кажется, проходит мозговой штурм.