Возглавлял экспедицию директор департамента научного воздухоплавания Хьюго Торм. Его сопровождали астроном Грунте и натуралист Йозеф Зальтнер. Зальтнер взглянул на часы и барометр, записал время и атмосферное давление и щелкнул фотоаппаратом.
– Мы были бы рады заполучить эту территорию в свой карман, – сказал он, затем вытянул обутые в высокие войлочные сапоги ноги насколько позволяло ограниченное пространство корзины, лукаво подмигнул и добавил, – господа, я ужасно устал. Нельзя ли мне сейчас немного вздремнуть? Что скажете, капитан?
– Что же, поспите, – ответил Торм, – теперь ваша очередь. Но поторопитесь. Если этот ветер сохранится еще три часа…
Он прервал себя, чтобы снять необходимые показания.
– Разбудите меня, как только мы… будем… на полюсе…
Зальтнер говорил с закрытыми глазами, и к концу фразы он уже задремал.
– Нам необычайно везет, – произнес Торм. – Мы приближаемся к нашей цели. За последние пять минут я снова отметил продвижение на 3,9 км. Нельзя ли попытаться более точно определить, где мы находимся?
– Это возможно, – ответил Грунте, потянувшись за секстантом. – Шар летит очень плавно, и мы достаточно точно определили местное время. Самое низкое положение солнца было у нас один час 26 минут назад. – Астроном с особой тщательностью измерил еще раз высоту солнца и на некоторое время углубился в расчеты.
Пейзаж, над которым пролетали аэронавты, далеко простирался в полном безмолвии. Широкое плато, покрытое мхом и лишайником, перемежаемое то тут, то там водоемами, образовывало подножие горного хребта, к которому стремительно приближался воздушный шар. Не было слышно ничего, кроме тиканья часового механизма и время от времени жужжания аспирационного термометра, перемежающихся со спокойным дыханием дремлющего Зальтнера. Такое полярное путешествие на воздушном шаре было, конечно, гораздо приятнее, чем на медленных санях, которые тащат по ледяным торосам полуголодные собаки. Грунте поднял глаза от своих вычислений.
– Какую широту показывают ваши расчеты на основе пройденного расстояния? – спросил он Торма.
– Восемьдесят восемь градусов пятьдесят одна минута, – ответил тот.
– Мы продвинулись дальше.
Грунте сделал паузу, еще раз проверив вычисления. Затем он сказал негромко, но с той же уверенностью в голосе:
– Восемьдесят девять градусов двенадцать минут.