– Нам нужно отдохнуть друг от друга. – Он передвинул на столе вазу, чтобы не смотреть ей в глаза. – В пятницу я уезжаю.
– Куда?
– В Сочи.
– С кем?
– С Васькой.
У неё завибрировала жилка на лбу.
– Ты же не любишь море?
– Почему это не люблю?
– Я много раз звала тебя. Ты же знаешь, как я люблю море. Это моя стихия… Но ты говорил, что ненавидишь жариться на солнце. И теперь ты едешь на море без меня? С Васькой?
– А что такого? Он хотя бы не будет выносить мне мозг.
– Ты едешь с ней.
– Не начинай.
– Тогда я тоже поеду.
– Езжай куда хочешь, только не со мной. Твои вечные претензии мешают мне творить. Я устал. Мне нужен отдых.
– Откуда у тебя деньги?
– Я продал «китов».
– Что? Ты продал мою картину? – Она метнулась к двери, ведущей в спальню, но вспомнила, что утром картина была на месте. Она заправляла постель, и если бы картина отсутствовала, она бы заметила. Она не могла не заметить.
– Что значит «мою»? Всё, что в этом доме до сего дня было общим. Мы и раньше продавали твои картины. В чём дело?
– Картина на месте.
– Я продал её заочно. Ярославе. Она давно просила. Она завтра за ней придёт, отдай ей, пожалуйста.
– Она не могла. Она знает, что для меня «Киты».
– Я сказал, что ты согласилась. И хватит пучить глаза. Что ты привязалась к этой мазне? Надо сказать, довольно средненькая картина. А Ярослава дала за неё хорошие деньги.
– Ты продал «Китов» и теперь на эти деньги поедешь на море с этой безмозглой малолеткой. Ты совсем потерял совесть?
– Прекрати. Я еду с Васькой. А уж кого он с собой возьмёт – это его дело.
Ей вдруг захотелось смеяться. Громко, истошно, но она сдержалась, лишь улыбка, кривая, уродливая, исказила лицо.
– Ты мог бы продать свою китайскую вазу. Она стоит дороже.
– Вазу? Не придумывай, ты же знаешь, что она для меня значит, и вообще, как можно сравнивать. – Он внимательно посмотрел на вазу, будто видел её впервые. – Однако у тебя самомнение.
Простояв минуту в молчании, она всё-таки пошла в спальню и через минуту вернулась в гостиную с картиной в руках. Он сидел в кресле, что-то разглядывая в телефоне. Она положила картину на стол рядом с вазой.
– Ты бы завернула её во что-нибудь, – буркнул Передвигин, не отрывая взгляда от телефона.
– Сейчас. – Фрида порыскала глазами по настенной полке, но не увидела то, что искала. – Ага! – Она метнулась к тумбочке, открыла ящик, что-то достала и спешно вернулась к картине. Он успел только мельком посмотреть в её сторону. Рука взметнулась, и остриё ножниц вонзилось в полотно.