– Несоизмеримая плата за мою помощь, как считаешь? – Фыркает мажор, скрещивая руки на груди. Однако не сопротивляется, когда я подхожу ближе, практически в упор, и начинаю обрабатывать ссадины на его лице. Лишь изредка кривится и шипит от боли.
– Считаю, что нужно было научиться драться получше, – пожимаю плечами, стараясь не отвлекаться
– Я тебе Рембо, что ли? – Возмущенно выдыхает Глеб, отдёргиваясь от моей руки, когда я собираюсь обработать последнюю длинную царапину, идущую вдоль нижней челюсти. И смотрит на меня так, будто я своими словами нанесла ему личное оскорбление. – Ну, ушатал бы я двоих. От силы – троих. И то при колоссальном везении. Четвёртый бы подошёл сзади, тюкнул меня по темечку и всё. Гейм овер.
Представшая перед глазами картина почему-то смешит, а не ужасает. Не сдержавшись, тихонько смеюсь. Качаю головой и, наконец, завершаю обрабатывать последнюю царапину, воспользовавшись тем, что Соколовский на мгновение подвис, наблюдая за тем, как я хихикаю над ним.
– Чего смешного, седоволосая? – Скрестив руки на груди, парень расставляет ноги ещё шире, и я оказываюсь прямо посередине. – Я из-за тебя, между прочим, потратил все деньги, на которые планировал развлечься на выходных.
Я вновь пожимаю плечами, выкидывая использованную ватку в мусор.
– Это мелочь по сравнению с тем, какой ущерб ты нанёс моей семье, всего лишь нажаловавшись на меня своему отцу. Хотя, если кого и следовало наказывать, то только тебя.
Я не хотела его упрекать. Не хотела вспоминать прошлое. Не хотела, чтобы Соколовский знал, что его гнилой поступок до сих пор ранит меня в самое сердце. Но слова вырвались сами собой, а забирать их обратно уже поздно.
Но парень не отвечает. Только желваки на скулах играют – он явно злится.
Какое-то время мы проводим в молчании. Я пользуюсь этим и прикладываю холодное полотенце к кровоподтёку под глазом, который с каждой минутой становится всё страшнее и страшнее, расплываясь.
– Чтобы ты знала, Скворцова, я не горжусь тем поступком, – вдруг цедит сквозь зубы мажор. Но при этом его взгляд направлен в стену.
– Это что, завуалированное извинение? – Хмыкаю я, всё больше замечая, что в этом большом юношеском теле прячет маленький мальчишка.
– Считай, как хочешь, – бурчит Соколовский, этим самым прекращая наш странный диалог. Весь его вид говорит о том, что он не намерен вести дальнейшие переговоры.