Обучение по-русски - страница 8

Шрифт
Интервал


Лекция окончена, собираю в папку тетради, и тут же мой листок, хочу вернуть, но слышу: «Тебе, тебе, почитай потом…» «Потом», а это оказывается стих, читаю вверху: «Танечке М. посвящаю»

Татарник

Колючий татарник, поднявшись высоко,

В зелени луга стоит одиноко.

Стадо прошедшее топчет все травы,

Один только ты стоишь величаво.

И в листьях, жёстких, колючих, упрямых,

Цветок распустился пламенем алым!

А внизу красивая, летящая вверх подпись Кости.

Что это? Грустное признание? «Стадо», «татарник» – кто или что это? Думать некогда, а спросить у автора – напроситься на объяснение. Надо поблагодарить, а не будет ли это опять-таки приглашением к объяснению? Раньше я останавливала его просто, с ходу: «Поэту – дорогу!» Теперь стало стыдно за иронию, за высоко поднявшийся «колючий татарник». Переживёт! Как я? Как другие? Надо отвечать. Придётся…

Но прежде надо ответить на письма «предателя», но никак не получается, хотя черновик пишу каждый день и не отправляю. Наконец, письмо готово. Получилось оно почему-то большое, хотя и так ясно: хотела сказать «нет», не буду писать – написала много о том, что всё плохо, неправильно.

А письма приходили каждый день, я ждала их. И уже все в группе знали об этом, да я и не скрывала. И если раньше Костя почти всегда спешил передать листок или клочок бумаги с очередной шуткой, то теперь сидел молча, будто его подменили. Проходя мимо, я засмеялась чему-то и тут же получила самолётик – бумажный листик с посланием «Танечка с материалистической точки зрения», где был изображён человечек, но отчего-то ручки, ножки и головка у него были отдельно – одним словом, сатира! Да что же это такое? Смотрю с возмущением на Костю. И тут же слышу: «Могу и по-другому, с идеалистической точки зрения, подожди минутку…» Снова летят бумажные послания, и никто их не останавливает, не возмущается, всё передают мне. Всё было «моё»: Костю любили!

И опять лето, и опять Юра, радостный, находчивый, остановив мотоцикл, звонко кричит: «Таня, я жду!» Получается: я рядом, и тут же Наташа со своей «кричалкой», изменённой, без прежней рифмы, но с ясным смыслом, чтобы слышали другие, особенно тот, что стоит рядом со мной: «Таня на-ша, на-ша!» Всегда добрая, девочка строго смотрит на взрослого большого человека, сердится, не хочет видеть его рядом со мной, короче «ревнует», и неумело, но искренне хмурит бровки.