Винни осматривается. Вокруг вечнозеленые деревья, особенно ветвистые внизу. Ей чудится, что всхлипы стали громче. Впрочем, это могут быть фокусы нарастающей паники. Неважно. В любом случае ей надо собраться с мыслями. Надо как-то действовать.
«Издалека напоминают сгорбленных старушек, но вблизи можно увидеть отличия: вертикальные зрачки, зеленоватую кожу и длинные когти, заостренные, словно иглы».
Каждый мускул Винни кричит: «Беги!» Мочевой пузырь вот-вот лопнет, и ей хочется удирать отсюда во все лопатки. При этом другая часть ее хочет подойти к плачущей и спросить, что случилось.
К счастью, на случай конфликта инстинктов имеется одна сноска, маленький фрагмент «Дополнения к „Справочнику кошмаров“», который ей хватило ума прочитать:
Никогда не убегай от банши.
Почему – этого она точно не помнит. Это как-то связано с их способом охотиться. Вроде бы они преследуют, ориентируясь на выдохи. Или двигаются слишком быстро, и от них не убежишь. Но это неважно. Важно, что в приложении точно говорилось: «Никогда не убегай от банши», и Винни последует инструкции.
Мама убегала, и это не помогло.
Плач и всхлипы становятся громче, и хотя Винни не помешало бы немного свободного места в мозгу, чтобы что-то спланировать, отключить «Справочник…» она не в силах.
Их слезы содержат смертельный яд, оставляющий ожоги при попадании на кожу. Яд, полученный из трупа банши, может применяться для вызова временной комы или имитации смерти, замедляя сердцебиение реципиента почти до остановки.
Винни не планирует ни собирать слезы, ни притворяться мертвой. Все, что ей остается, – это подготовить ловушку и спрятаться.
Вот только рядом нет ни веток, на которые можно забраться, ни удобных бревен, под которыми можно затаиться. Есть только она сама и красная кнопка, которая кажется серой в этом выщелоченном свете. Нажми, говорит она сама себе, и каким-то образом большой палец повинуется. Зубцы выдвигаются, хотя в темноте она это скорее чувствует, чем видит: металлические шипы выбрасываются наружу, словно лапки скарабея.
Установив эту ловушку с ядовитым туманом, она снимает рюкзак, чтобы взять вторую. Молния застревает. Рюкзак не хочет открываться.
Плач теперь ошеломляет близостью и силой. Грудная клетка Винни скручивается сама собой, будто выжатая губка. В этом звуке есть что-то до боли родное, словно это существо тоже лишилось отца и было изгнано из привычного мира. Словно оно тоже знает, каким всеобъемлющим может быть одиночество. Как оно застилает собой все, размывая контуры, как слезы чернила.