Повесть о наступившем завтра - страница 3

Шрифт
Интервал


– Ты ведь раньше жил по понятиям, не так ли?

– Ну да, а кто не жил.

– И то верно. Я когда ещё в милицейской школе учился, у меня были одноклассники, которые "жили с пацанами". Ох уж, времена были! Только подумай: вся ребятня считала, что быть бандитом круто! Мир сдвинулся, добро и зло в головах людей поменялись местами. Милиция, тогда ещё милиция была, плохо, а бандиты хорошо…

– Но ведь согласись, что коррупция была. Сколько ментов были на кормушке у братвы?! Без обид за "ментов", таких и мусорами назвать можно, по-моему.

– Я не спорю, согласен. Я ведь говорю – мир сдвинулся. Даже в головах у некоторых взрослых оперов, и даже генералов. Что уж говорить о подростках с их максимализмом?! Но кто большее зло: тот, кто искушает, или тот, кто искушается? Дьявол или человек? Любого можно купить или запугать, или шантажировать – главное знай слабое место. Но он ведь в первую очередь жертва, слабая жертва со слабыми местами, а потом уже преступник. Вот и ты, как по мне, обнажаешь свое слабое место, не боишься шагнуть ещё дальше и оказаться преступником?

– Я что подозреваемый теперь?! – возмутился Тимофей, – за то, что ударил двух в дрянь пьяных гопников, которые крыли матом детей и пенсионеров на детской площадке, а потом ударили бабушку?! Да вообще плевать! Готов пойти под суд, и даже если меня не оправдают, буду стоять на своём – я поступил правильно.

Дети, среди которых был и сын Тимофея, наматывали круг за кругом на самокатах, а Кольчуга стоял уже на середине дорожки, поставив свою бутылку у самых ног. В конце концов, один из детей чуть не врезался в Кольчугу: юный гонщик в последний момент увёл самокат в сторону и наехал на бутылку. Пиво разлилось по асфальту, и Кольчуга стал крыть матом детей. Один из них осмелился заметить разъяренному пацану, что тот сам встал на середине дороги, и Кольчуга, опешив от такой дерзости, направился к мальчишке. На помощь к юнцу пришла половина сквера, но состояла эта половина из женщин и стариков. Игровая площадка стала полем брани. Дети ревели и рыдали, потому что их матерей называли непонятными словами, значение которых они узнают только спустя многие годы. Старики и старушки хватались за грудь от обиды, потому что они знали такие слова, но никогда бы не подумали, что их на заключительном отрезке жизненного пути будут так называть. Тимофей оглянулся по сторонам и не увидел, кто ещё мог бы прийти на помощь. Он окрикнул сына, оставил ему ключи и телефон и, наказав сыну охранять вещи, направился к толпе.