– Какой ночи, папа? – Ее глаза были ясными, голубые зрачки нормального размера. Ничего не осталось от той черной пустоты.
Она действительно не помнила ничего.
Дэвид хотел было вздохнуть с облегчением, когда София позвала его с кухни. Ее голос звучал странно – не испуганно, а… опустошенно.
Холодильник был полон.
Полки прогибались под тяжестью мяса – свежего, сочного, с розоватым оттенком. Оно лежало аккуратными кусками, но без какой-либо упаковки, будто кто-то нарезал его прямо здесь, на кухне.
– Это… – София провела рукой по лицу. – Что это?
Дэвид подошел ближе. Запах ударил в нос – не резкий, не отталкивающий, а свежий, аппетитный, что было самым страшным.
Он протянул руку, но не стал прикасаться.
– Мы не покупали этого, – прошептал он.
На дверце холодильника, выведенное чем-то липким и темным, красовалось слово:
«СПАСИБО»
Буквы блестели, будто еще не высохли.
Последний абзац главы
Дэвид стоял перед трещиной в стене – той самой, что появилась вчера.
Она стала шире.
Теперь в нее можно было протиснуть палец, если бы у него хватило смелости.
И если приглядеться…
В глубине, за слоем штукатурки и пыли, что-то шевелилось.
Не просто тени.
Не игра света.
Десятки маленьких пальцев, тонких, с длинными ногтями, скреблись изнутри, царапая стену, будто пытаясь прорваться наружу.
Иногда они замирали, словто прислушиваясь.
Иногда стучали в ответ.
А однажды…
Однажды Дэвид поклялся, что один из них помахал ему.
Как будто знакомясь.
Как будто предупреждая.
Скоро они выберутся.
Глава 3. Ночные гости
Дэвид стоял перед трещиной, не в силах отвести взгляд. Его дыхание стало поверхностным, а пальцы непроизвольно впились в дверной косяк, оставляя в древесине полумесяцы от ногтей. То, что он сначала принял за игру теней, теперь двигалось с ужасающей отчетливостью – крошечные пальчики с обгрызенными ногтями методично царапали внутреннюю поверхность стены. Один особенно длинный, желтоватый ноготь зацепился за край трещины, оставив на обоях кровавую полосу, которая медленно стекала вниз, образуя причудливый узор.
"Па-а-а-а…"
Шёпот донёсся из глубины дома, обволакивая его со всех сторон. Это был не детский голосок, а что-то другое – скрипучее, дребезжащее, словно звук старых половиц, скрепленных ржавыми гвоздями. Дэвид резко обернулся, и в конце коридора мелькнула тень – слишком высокая для человека, с неестественно вытянутой шеей и плечами, застывшими в странном, угловатом положении.