С каждым днём ни одной, ни другому лучше не становилось, они плохо спали по ночам, никакая пища не доходила до их ртов. Их безграничная любовь к Светлане была прочной нитью, которая не поддавалась каким-либо внешним коварным силам, и которую сами вдовец и его дочь не желали её ни при каких условиях разрезать. Эту нить они воспринимали как дополнительную вену, такую же необходимую для жизни, счастливой жизни, как вены внутри их тел. Вена полноценно функционировала тогда, когда имела и физическое, и духовное свойство, но исчезновение первого привело к ухудшению всего состояния мужа и дочери Светланы. Они потеряли чуть ли не смысл жизни. И, несмотря на тот факт, что они остались друг у друга, их существование было им уже почти в тягость.
Старик исхудал из-за тоски по любимой, собственного презрения в свою сторону из-за недостаточно частого, как ему казалось, проявления заботы о ней. Но на самом деле его стоит очень похвалить за сильную, настоящую и постоянную любовь по отношению к жёнушке. А когда слышал пение кукушки, старик просил её передать своей жене тёплые слова любви и горькие слова тоски по ней.
Горислава тоже не отпускала маму. Тоже побледнела, тоже похудела. Она ещё больше не обращала внимание на взрослых и детей, которые её приветствовали или пытались заговорить о чём-то другом, чтобы отогнать воспоминания о трагедии. Со Светланой для неё умерло всё вокруг. Остались только они с отцом в этой внешней серой пустоте, а внутренняя пустота их съедала, как огромный паразит.
Ноги Иннокентия и Гориславы постоянно приводили их к новому, холодному дому Светланы, из которого она никогда не сможет выйти на свежий воздух повидаться с родными. Ни один раз не обходился без слёз, брони в свой адрес за допущение этой трагедии и жажды вернуть любимую в бытие и жить, как раньше, но чего, разумеется, никогда не произойдёт. Ладонями по плите проходили, убирали с территории умершей всё, что, по их мнению, казалось лишним, портившим вид и даже было способно побеспокоить дорогого им жителя этой могилы. Долгое время Горислава находила силы в основном только на вербальное общение, и то оно порой прерывалось, так как девочка захлёбывалась в собственном горе и слезах, да так, что в какой-то момент она всё же залепетала:
– Мама, вернись к нам, пожалуйста… Разве тебе хорошо и спокойно без нас? Мы сильно скучаем по тебе. Пожалуйста, прости нас за то, что позволили тебе умереть… Прости и вернись к нам, мамочка!..