Приставил Фриденсрайх ствол к собственному виску. Взялся за спусковой крючок.
Со скоростью ветра преодолел дюк Кейзегал двадцать шагов, перехватил ствол, повалил Фриденсрайха на пол.
– Ты говорил, что поумнел! – кричал сюзерен, силясь выдернуть оружие из рук вассала. – Ты утверждал, что шестнадцать зим потратил на раздумья! Где же твой хваленый разум?
Но Фриденсрайх не собирался сдаваться, а руки его были еще сильнее, чем шестнадцать зим назад.
Зацепился дюк пальцем за спусковой крючок, надавил на палец Фриденсрайха. Спустился курок. Раздался залп. Пуля ушла в потолок.
Выдохнул дюк с облегчением. Выпустил друга и соратника, осенил себя крестным знамением, сплюнул. Улыбнулся радостно. Тяжело дыша, почти счастливые, растянулись двое из Асседо на каменном полу, раскинув руки в стороны.
– Фрид, семнадцать осеней назад ты победил на аскалонском турнире не по прихоти рока, а потому что я…
Не успел дюк договорить, как заклацали ржавые звенья огромной старой люстры, пронзенные шальной пулей аккурат посередине высокого потолка, рассыпались в прах. И сама люстра с грохотом и треском обрушилась аккурат на голову Йерве.
Долго потом выяснялось, чей палец спустил курок, да так и не выяснилось.
С тех самых пор фраза «обрушить люстру» в Асседо и окрестностях превратилась в крылатую и нарицательную; и ежели две прачки, стирая белье, оставили пятно на брэ, две молочницы забыли подоить корову, которая потом всю ночь мычала, мешая конюхам спать, или если два мельника, перебрав брусничной настойки, не повернули вовремя крылья мельницы под поменявший направление ветер, то потом так им и пеняли недовольные: «Обрушили люстру, растяпы!».
Люстра эта стала причиной многих перемен в жизни населения стольного града Нойе-Асседо, всего большого Асседо и, конечно же, окрестностей.
Перемирие между дюком Кейзегалом и Фриденсрайхом фон Таузендвассером не оставило равнодушным ни одну молочницу и ни единого мельника. Высоколобые летописцы увековечивали сие событие в манускриптах, талантливейшие рисовальщики украшали экзультеты изображениями двух исполинов, схватившихся врукопашную; талантливейшие барды, менестрели, труверы, трубадуры и миннезингеры слагали баллады, оды, рондо, эпосы и романески на животрепещущую тему. И только ленивый не упомянул люстру.