Как в фокусе, в творчестве Пушкина преломилось и усилилось, пройдя через увеличительное стекло его гения, все то лучшее, что было в русском искусстве до него. С вершин поэзии Пушкина видно «потоков рожденье и первое грозных обвалов движенье» в нашей литературе. Поэт как бы передал эстафету русской комедиографии от Фонвизина и Грибоедова – Гоголю, Островскому, Щедрину.
Блестящие эпиграммы, разящие великосветских бар, солдафонов, временщиков; описание гостей на балу у Лариных; сатирическая «История села Горюхина», сюжет «Ревизора», подсказанный Гоголю; мысли о природе комизма – во всем этом проявилось тяготение Пушкина к искусству комедии.
Жизнь требовала сатиры, и великий поэт не мог не видеть этого. Он писал:
О муза пламенной сатиры!
Приди на мой призывный клич!
Не нужно мне гремящей лиры,
Вручи мне Ювеналов бич!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
О, сколько лиц бесстыдно-бледных,
О, сколько лбов широко-медных
Готовы от меня принять
Неизгладимую печать!
Правда, так же как и другой великий поэт, оставшийся в долгу «перед Бродвейской лампионией, перед вами, багдадские небеса, перед Красной Армией, перед вишнями Японии, перед всем, о чем не успел написать», Пушкин «остался в долгу» перед многим, чего не коснулось его перо. Он так и не успел поставить неизгладимую печать на широко-медные лбы плюшкиных, собакевичей, чичиковых, угрюм-бурчеевых. Но он дал толчок той литературе, которая вывела на всеобщее осмеяние отжившие крепостнические отношения и их носителей, и защитников.