Это производило неприятное впечатление.
Не знаю.
Много раз слышал этот смех в 1919/20 году в петербургских театрах. Смеялись в самых драматических местах. Например, когда Отелло душил Дездемону. А между тем ходили в театр, любили театр, говорили о театре в казармах.
Восприятие трагическое и комическое ближе друг к другу, чем это полагают.
Вещь может быть задумана как трагическая и воспринята как комическая, и наоборот.
Антон Чехов писал своему другу: «Пишу веселый фарс». Это были «Три сестры».
На «Трех сестрах» канонично плачут.
У меня на руках был блоковский автограф «Незнакомки».
Вы помните?
«По вечерам над ресторанами…»
Автограф этот хранится у Зиновия Исаевича Гржебина.
Прислан он был в «Адскую почту» – юмористический журнал, издаваемый Гржебиным.
На углу рукописи пометка Г. Чулкова: «Набрать мелким шрифтом».
У Марка Твена есть в «Простодушные у себя дома и за границей» описание его первой юмористической лекции. Твен не верил в свои силы и озаботился подыскать клакеров. Пригласил здоровых молодцов с дубинами, пригласил даму, которая смеялась особенно заразительно, на улице встретил героя своих повестей Тома Сойера, – пригласил и его.
Уговор был такой. Когда Твен улыбнется, дама должна была хохотать, Том подхватывать, а молодцы с палками стучать и аплодировать.
Лекция удалась блестяще.
Все смеялись без всяких клакеров.
В середине лекции было серьезное место, патетическое место, которое так часто вводят в свои произведения юмористы (вспомните место в «Шинели» Гоголя о молодом человеке… «и закрывал себе лицо руками молодой человек» и т. д.). Зал замер. Твен читал и посмотрел на даму в ложе, и от удовольствия, которое он испытывал, от ощущения напряженности зала – улыбнулся.
Дама приняла улыбку за сигнал и засмеялась, Том Сойер захохотал, клакеры загрохотали тростями, и зал загремел от хохота.
Марку Твену не удалось во всю свою жизнь доказать, что патетическое место в его лекции не было его самой удачной шуткой.
Я в этом ничего не понимаю.
Попробую перейти к материалу анекдотов.
Есть анекдот.
Немец не мог вспомнить, как нужно говорить: «У рыбов нет зубов, или у рыбей нет зубей, или у рыб нет зуб».
Анекдот производит комическое впечатление тем, что он основан на языковой тенденции сближения типов склонений.
У рассказчика самого нет твердого убеждения в «правильности» формы. Я напоминаю, что Пушкин в «Домике в Коломне» употреблял слово «зуб» в значении родительного падежа множественного числа: