Эхо шагов отражается от стен, создавая странный эффект – будто кто-то еще поднимается с нами. На лестничной площадке третьего этажа пыльный солнечный свет пробивается сквозь окно, рисуя на старой плитке пола золотистые узоры.
Дюран останавливается перед дверью, роется в кармане, достаёт связку ключей – тяжёлых, старомодных.
– Квартира освободилась недавно, – говорит он, перебирая ключи. Нахмурившись, он выбирает нужный. – Прежняя жительница умерла в прошлом году. Мадам Жирар. Читала на пяти языках. – Он произносит это с особой интонацией. – Вы знаете, она тоже была не из местных.
Мне следовало бы спросить о ней – проявить интерес, завязать разговор. Но всё, что я могу сделать, это кивнуть с той степенью сочувствия, которую ожидают от незнакомца при упоминании смерти.
Дверь открывается с низким скрипом. Запах другой жизни – слабый, но различимый – встречает меня. Бумажная пыль, старое дерево, лаванда. И что-то ещё – неопределённое, но знакомое. Так пахнут закрытые на лето дачи, письма, пролежавшие десятилетия в ящиках, страницы книг, которые давно никто не читал.