, но и другие дисциплины, например, социоестественную историю
[92]. Последняя нашла значительное развитие в отечественной египтологии в работах Д. Б. Прусакова
[93].
Один из главных вопросов, стоящих перед социальными науками, можно сформулировать следующим образом: как и в какой степени на общества влияют универсальные и специфические факторы? Он актуален и для этой работы. С одной стороны, если сильно огрублять, на чаше весов находятся биологическая сторона нашего вида и биологические инструменты адаптации, с другой – культурное многообразие и культурные инструменты адаптации. По сути, по данному «водоразделу» (с одной стороны примат универсальных факторов, с другой – специфических) проходят границы между материализмом и идеализмом, рационализмом и релятивизмом, процессуализмом и постпроцессуализмом или, что будет ближе некоторым отечественным исследователям, классическим марксизмом и неомарксизмом[94].
О последнем стоит сказать отдельно. Интерес исследователей Древнего мира к историческому материализму за пределами стран бывшего социалистического блока (где он имел и продолжает иметь бóльшую укорененность в теории исторических исследований) демонстрирует некоторую закономерность. Времена экономических кризисов или обострения противоречий между Западом и Востоком (а сегодня – скорее между Севером и Югом) традиционно активизировали интерес западных исследователей к марксистскому подходу в истории[95] и археологии[96]. Это кажется логичным, если предположить, что крупные кризисы часто стимулируют поиск общих закономерностей и надындивидуальных объяснений, а спокойные времена порождают интерес к индивидуальным особенностям и недоверие к общим моделям ввиду того, что они неизбежно упрощают рассматриваемый объект.
К началу XXI в. классическая марксистская теория исторического процесса, безусловно, безнадежно устарела[97], как устарела и классическая модель исторического исследования в целом. Однако это не отменяет того, что исторический материализм все так же предлагает ряд эффективных базовых инструментов и методов для критического исторического анализа в рамках неоклассической модели. В этом он напоминает современную себе эволюционную теорию Ч. Дарвина. Наилучшим образом исторический материализм применим к тем древним обществам, от которых в достаточном количестве сохранились источники, позволяющие тестировать традиционные марксистские модели (происхождения государства, взаимоотношения классов, соотношения базиса и надстройки, нарастания противоречий как движущей силы развития общества и др.). Иными словами, он вполне подходит для изучения Древнего Египта