.
Сближение классического марксизма со структурной антропологией обновило его теоретическую базу. Современный неомарксизм уделяет значительное внимание сложному разнообразию способов производства, признает важную роль идеологии и может объяснять изменения в обществах не только борьбой за власть и контроль над ресурсами, но и, например, противоречиями между родственными, возрастными или гендерными группами. Что неомарксизм продолжает отрицать, так это способность внешних факторов спровоцировать социальные изменения, хотя иногда рассматривается их сдерживающее или активизирующее влияние.
Последнее, о чем следует здесь сказать, – это теоретический застой, в котором оказалась египтология как историческая наука. Здесь мы не одиноки: XXI век не породил пока никаких существенных теоретических инноваций в области истории ни на уровне теоретической рефлексии, ни в применении новых интересных концепций, ни в области междисциплинарной интеграции. Есть тенденции, которые начались во второй половине XX в. и продолжают развиваться сегодня, а также аналитические процедуры и методы, позаимствованные из прошлого столетия[99]. Принадлежность одновременно к двум группам наук о человеке создает для историков очевидные проблемы сочетания теории и метода. Это особенно актуально в том случае, если в историописании начинают использоваться теории социальных наук, созданные для работы с совсем другими объектами исследования, т. е. опирающиеся на методологию, которая в той или иной степени подразумевает общение или длительное наблюдение за объектом[100]. Такой подход может привести либо к продвижению теории без должного подкрепления данными (которых не будет в достаточном количестве), либо к необоснованной модернизации древних культур. Там, где В. Граецки видит влияние современного общества и идеологии на египтологов, пишущих о Древнем Египте в категориях свободного рынка, раннего капитализма, индивидуализма, феминизма и т. д.[101], порой, возможно, логичнее усмотреть результат приложения теорий современных социальных наук к неподходящему для этого материалу[102].
К началу XXI в. энтузиазм по поводу возможностей открытия новых общих законов развития общества и формулирования универсальных теорий существенно снизился как среди историков и археологов, так и представителей чисто социальных дисциплин