Старинный шкаф, темного дуба, стоял у стены, его дверцы были чуть приоткрыты, словно не успели закрыться после чьей-то торопливой руки. На полу, под ногами, шкура леопарда, уже давно потерявшая блеск, но всё ещё хранившая эхо времени, когда она, быть может, украшала кабинет охотника. На стенах – маски, диковинные, хищные, – они смотрели на комнату пустыми глазницами, напоминающими о чем-то древнем, но не умершем.
В этой тишине, нарушаемой лишь редким потрескиванием паркета, появилась она.
Анна, всегда обладавшая ощущением властного присутствия, вошла в комнату, как человек, который не просто появляется – она наполнила пространство собой, заставив его подчиниться её воле. В её возрасте, чуть за сорок, красота была не просто её достоинством – она стала частью её сущности. Её тёмные волосы, мягко уложенные, подчёркивали резкие контуры строгих скул, а выразительные глаза, почти черные, таили в себе вечную смесь иронии и любопытства, будто Анна всегда что-то знала и держала в себе. Её фигура, словно сотканная из грации и строгости, скользила по комнате, создавая ощущение, что она – не просто человек, а живое продолжение этой истории. Ее кожа, гладкая и изысканная, но с нежными признаками зрелости, как у старинной картины, чьи оттенки не тускнеют с годами.
Она подошла к старому столу и скользнула взглядом по раритетному выпуску «SIRIUS», Париж, 1907 год. На обложке – мужчина во фраке и в цилиндре. Время застигло его в молодости, но не пощадило. Бумага была чуть пожелтевшая, но сохраняла свою элегантность, будто напоминая о давно забытых литературных дуэлях, тайных встречах в полутёмных кафе и авантюрных начинаниях, обсуждавшихся только в самых узких кругах. Анна медленно, почти лениво провела кончиком пальца по букве S, как бы желая ощутить прошедшее через эти страницы годы.
Её взгляд задержался на фотографии: сначала мужчина в безукоризненно скроенном костюме, галстук затянут плотно, взгляд острый, холодный. Затем – тот же человек, но уже в форме улана, грудь пересекают ремни, на воротнике поблёскивают пуговицы. Взгляд тот же, но в нём уже слышится эхо далёких выстрелов. На полке рядом лежали две книги – одна о берегах Невы, другая – о берегах Сены.
Дальше – художественный хаос. Полотна африканских художников, чьи линии режут пространство, придавая комнате резкую, первобытную ритмику: «Носороги», «Лев в пустыне», «Обработка поля мотыгой». Казалось, они кричат, спорят друг с другом, ломают привычные формы.