И вдруг, посреди этой пёстрой разноголосицы – строгая тишина портрета. Анна Ахматова. Работа Альтмана. Глаза её, глубокие, печальные, немые.
Анна провела взглядом по стене. В золотой рамке, был лист, титульная страница книги – «Романтические цветы». Под ним – афиша:
Дом искусств
В понедельник, 20.01.1920
Вечер петроградских поэтов
Участвуют: А. Блок, Н. Гумилёв, А. Белый, Г. Иванов, М. Кузмин
Начало в 8 часов вечера
(Помещение отапливается.)
Чёткие линии, скупой шрифт. Эти буквы говорят не о поэзии, а о времени, когда поэзия была оружием. Когда холод заглушал рифмы, но не мог убить смыслы.
Анна знала, что он здесь.
Сергей всё ещё лежал на кровати, его лицо было обрамлено тенью и бессилием, но в нём оставалась та небрежная, ненавязчивая привлекательность, что приходит с возрастом. В уголках глаз залегли первые, почти незаметные морщины, смуглая кожа чуть утратила гладкость, но это лишь добавляло ему глубины. Он был уже не юноша, не ослепительно красивый, как раньше, но в этом новом облике чувствовалась зрелая многозначность. Тёмные глаза с лёгкой усталостью, высокие скулы, твёрдый подбородок, губы, сжатые так, будто привыкли молчать о самом главном.
Анна раздвинула шторы, позволяя свету проникнуть в комнату. Тени начали танцевать, играя с рельефами мебели и фигурами. Сергей, как пробуждённый, приподнял голову. Он не замечал её.
– Ты уже проснулся… или так и не ложился? – спросила она с лёгкой улыбкой.
Сергей не ответил сразу.
– Как ты вошла?
– Взяла ключи у домработницы.
– Почему ты открыла шторы? – его голос был сдержан, но в нём звучало раздражение.
Анна с усмешкой раздвинула шторы ещё шире. В комнате стало светлее, но не теплее – свет оказался чужим.
– Забыла, что ты вампир? Боишься света? – проговорила она с мягкой насмешкой.
– Да я вампир, – ответил он без иронии.
Взгляд Анны стал настойчивым, будто проверяющим, действительно ли он серьёзен.
– Темнота, свет – ты вообще чувствуешь разницу?
Сергей коротко ответил:
– Свет давит, а темнота… просто есть.
Анна мягко подошла к нему, её фигура стремительно приближалась, но она не спешила, словно испытывая его на прочность, на готовность воспринимать её внимание.
– Режиссёр, продюсер… Они меня донимают звонками, а ты как всегда в вакууме, – её голос был наполнен лёгким недовольством, но оно было беззвучным, как ветер, который не смог пробить стену дома.