– Бывшая жена, – поправляю тут же.
Я вручаю Рамису дорогой смартфон, потому что не хочу принимать от него никаких подарков.
– Ты сделал со мной вещи похуже: насильно отправил меня в тот кабинет, пригрозив здоровьем родителей. Ты сказал, что если я тебя не послушаюсь, то однажды в родительской машине просто откажут тормоза. Ты помнишь, Рамис? Я помню! Я ничегошеньки не забыла…
– Довольно, Айлин, – злится Рамис, сжимая подарочную коробку в своих руках.
–…и, раз мы встретились, то я должна поделиться с тобой, – продолжаю говорить, чувствуя влагу на глазах. – Психотерапевт говорила мне, что когда делишься своей болью, то тебе становится легче.
Наспех вытерев с чего-то мокрые щеки, я поднимаю взгляд и добиваю Рамиса как можно больнее:
– Тогда у нас мог родиться сын. Я тебе не говорила, но срок был большой и на последнем узи перед вмешательством мне сказали, что это мальчик. У Селин мог быть братик. Я даже придумала ему имя, но ты чудовище, Рамис. Уезжай и не смей приближаться ни ко мне, ни к моей дочери, потому что мы больше не твои!..
Л-и-т-р-е-с.
Глава 4
– Ты уверена, что поступаешь правильно?
– Ни в чем я не уверена, Регина.
Регина задает вопрос, который я прокручиваю в своей голове последние несколько часов. На дворе ночь, в ногах чемодан, а в мыслях – полный раздрай.
Куда идти?
Куда ехать?
В кармане запас в размере пяти заработных плат, все остальное, увы, я до копеечки вкладывала в бизнес.
Я без сил опускаюсь в кресло, в одной руке держа детские колготки, а другой – прижимая к себе дочь. Селин капризничает, ведь на дворе ночь, а я продолжаю собирать чемодан и прошу Селин потерпеть до поезда, где она сможет хорошо поспать.
– Он внушает страх. Я слышала, как он предупреждал тебя не делать необдуманных поступков.
– А что делать, Регин? У меня только два выбора – спасать дочь или не спасать.
– Мама, а от кого меня нужно спасать? – тут же интересуется Селин, подняв свой наивный взгляд.
– Эм… Селин, я…
– От злого Деда Мороза! – помогает Регина.
– А что, такие бывают?
– Ой, Селин, какие только не бывают…
Я целую Селин в висок и не придумываю ничего лучше, чем сказать очередную ложь, как с летчиком, ведь рассказать четырехлетнему ребенку правду – было слишком жестоко. Я себе этого не прощу.
Надеюсь, что и Рамис не заставит меня перейти к кардинальным мерам.