– Это твоя правда. Сядь и выслушай мою, – требует Рамис.
Он тоже на взводе, и я это чувствовала.
Раньше я бы никогда не позволила себе говорить с ним в таком тоне. Никогда. Я была примерной и послушной женой, хотела семью и была верной своему мужу. Что мужчинам еще нужно?!
– А какая у тебя правда, Рамис? Мне было плохо, после вмешательства меня всю выкручивало наизнанку, а когда я позвонила на твой телефон, то услышала в трубке женский голос. Я знала, что ты изменяешь мне, и это не стало новостью. Я просто попросила эту женщину передать, что мне плохо. Но скорая приехала раньше. А ты ночью так и не вернулся.
Закончив свою речь, я тяжело дышу.
Лицо Рамиса меняется – от гнева до помешательства и растерянности. За считанные секунды.
– Я не знал, Айлин.
– Да, ведь с помощницей было всяко лучше, чем с больной женой, которую ты отправил умирать. Вот она – правда, Рамис. А свою ты оставь при себе, она ни черта не покроет.
Официанты вернулись со двора кафе, нарушив гробовую тишину.
Схватив со стола тарелки с остатками еды, я принимаюсь помогать нескольким официантам убирать зал. Я никогда не стыдилась убирать столы вместе со своими подчиненными, потому что когда-то я начинала именно с этого.
Рамис сидел неподвижно. Он сжимал в руках телефон, так и порываясь набрать кому-то, но тормозил себя и продолжал сидеть неподвижно.
Когда за окном совсем стемнело, а все столы почти были убраны, Рамис, наконец, поднялся.
– Я привез подарок для… Селин.
Бывший муж протягивает мне небольшую коробку, на которой изображен известный и очень дорогой бренд. Но не это поразило меня.
– Смартфон? – восклицаю.
– Последней модели. Я не успел подготовиться, узнал только вчера.
– Ей всего четыре, Рамис! Какой смартфон? Ты сейчас шутишь?
– Я без понятия, что дарят детям.
– Да, и это, знаешь, логично, – не могу удержаться. – Ведь легче, когда их просто нет.
– Айлин… – предупреждает Рамис.
Чуть сбавив тон, я возвращаю ему телефон и прошу:
– Послушай, Рамис. Я сказала дочери, что ее папа – летчик, и что он погиб на очень важном задании. Не порть ее впечатления о себе, Рамис.
– Ты много себе позволяешь, Айлин, – тяжело проговаривает он, сжимая челюсти.
– Нет-нет, совсем немного. Теперь я не та Айлин, которую можно положить на любую поверхность и делать, что хочется.
– Ты утрируешь, моя дорогая жена. Я не делал ничего против твоей воли, – прищуривается Рамис.