Камелия предупредила, что ее деревня рада чужакам, но мадовцев, как это водилось, не любили нигде. Я сделал то, что умел лучше всего – разозлился. Гнев разрывал каждую клетку моего тела и требовал выхода. Я сжал кулаки, зубы скрипнули, отдаваясь болью в челюсти, но порыв удалось сдержать. Осознание, что злость и гордыня один раз сломали мою жизнь, пришло неожиданно. Осознание того, не поддайся я порокам, брат и Уна были бы живы, шумно выбило воздух из легких. Я опустил голову и уткнулся на мелкое пятно, оставленное каким-то неловким существом на земляном полу низкого домика Жужины, выслушивая, какая безрассудная и глупая ее племянница.
– Миссис, прошу. Вы единственная надежда на спасение Уны. – глядя в ее изумрудные глаза, я пытался показать покорность.
– Сильно тебя приперло рогатый, да? – грустно улыбнулась она. – Никогда бы не подумала, что увижу унижающегося мадовца ради человеческой девушки.
– Тетя, пожалуйста. – Камелия заныла. – Она спасла мне жизнь однажды. Помоги. Почему ты упираешься?
– Потому что весь его род принес нам лишь страдания. Тебя не было здесь, когда очередная шайка атаковала деревню. Мы потеряли многих. Большинство убили, некоторых забрали.
– Мы не берем пленных. – не сдержавшись, фыркнул я.
– Не знаю зачем, но моего мужа и двоих детей забрали с собой, сказав, что отвезут в Ад. – зашипела женщина.
Странно. Живые, кроме правящей семьи, не могли пройти врата Ада, а держать пленников для нас никогда не имело смысла, тогда кто и зачем забрал ее родню.
– Вы помните клан, который забрал ваших близки? Видели метки? – спокойно обратился я к ней.
– Дом Правителя. – выплюнула она.
Становилось все интереснее. Брат был расчетливым и продумывал свои действия на несколько шагов вперед. Вряд ли он послал своих бойцов истребить часть деревни ради кражи троих. Этот мир всегда обходили стороной, в нем не было ничего ценного. Овощи, добытые местными земледельцами, да расшитые рубахи, вытканные из местного растения, так себе добыча для моего народа.
Уверенно поднявшись с крохотного стула, точно зная, что буду делать дальше, подошел ближе к Жужине. Во мне боролись две половины. Одна вопила «нет, это унизительно, не смей», а вторая шептала «да, это единственный шанс вернуть ее». Согнувшись пополам, чтобы не зацепить потолок и люстру, щедро украшенную цветами и упав на колени прямиком в ноги старейшины, я опустил голову: