Мальчик с чёлкой, которого звали Тацу, выпрямился, пыхтя от важности.
– Не сбежали, бабушка! – заявил он, ткнув пальцем в воздух. – Мы пришли за твоими сказками. Мать говорит, ты знаешь такие, что дух захватывает!
Девочка с косичками, Хару, робко подняла руку, будто в школе.
– Правда, что ты видела духов? – спросила она, и голос её дрожал, как лист на ветви. – Ну, тех, что живут в сакуре?
Женщина улыбнулась, и улыбка её была тёплой, но в уголках глаз мелькнула тень – словно память кольнула её, как игла ткачиху. Она наклонилась ближе к Хару, и огонь отразился в её зрачках, будто там горела целая жизнь.
– Духи, милая, – ответила она тихо, – живут везде, где есть сердце, что любит, и руки, что творят. Сакура их хранит, но чтобы их услышать, надо замолчать самой.
Хару кивнула, прижав ладони к щекам, а Тацу фыркнул, но всё же придвинулся ближе, боясь пропустить хоть слово. Другие дети – их было с десяток, от малышей с круглыми глазами до подростков, что притворялись равнодушными, – подтянули колени к груди, и шёпот их стих, как волны, что отступают перед приливом. Женщина подняла взгляд к небу, где сакура, что росла у поляны, роняла лепестки, и один из них, лёгкий, как дыхание, упал ей на руку. Она коснулась его, словно он был письмом, что пришло издалека, и положила рядом с флейтой.
– Сегодня, – сказала она, и голос её стал ниже, будто она делилась секретом, – я расскажу вам историю, что родилась под сакурой, где любовь была ярче огня, а судьба – острее меча. Но сначала скажите мне, знаете ли вы, что такое нить?
Тацу нахмурился, почесав затылок.
– Нить? – переспросил он. – Это что в кимоно шьют, да?
Малышка Юки, что сидела у края, пискнула:
– Это как верёвка, только тонкая! Мама ткёт такие на станке!
Женщина кивнула, и глаза её блеснули, словно она увидела что-то за пределами костра.
– Верно, – сказала она. – Нить – это то, что связывает. Сердце с сердцем, день с ночью, жизнь с памятью. Но нити бывают разные: одни держат крепко, как долг, другие рвутся, как лепестки на ветру. Моя сказка – о тех, кто сплёл свою нить под звёздами, зная, что буря близко.
Дети затаили дыхание, и даже Тацу, что обычно ёрзал, замер, глядя на её руки, что гладили флейту. Хару потянулась к подолу, будто хотела поймать слова, а Юки прижалась к старшему брату, чьи глаза блестели, как угли. Женщина встала, медленно, словно собирала силы, и обошла костёр, её тень легла на траву, длинная, как дорога, что она прошла. Она взяла ветку из кучи, что дети притащили из леса, и бросила её в огонь. Пламя вспыхнуло, искры взлетели выше, и дети ахнули, будто увидели магию. Она вернулась к бревну, села и подняла флейту, поднеся её к губам, но не заиграла – лишь выдохнула, и звук был тих, как шорох листвы, что оседала вокруг.