«Невозможно. Ты не прошел священным путем. Только я…»
– Вы правы, – сказал Хесперо. – Но я на него настроен.
«Но не так, как я».
Неожиданно Хесперо почувствовал, что ледяной холод сменился жаром, и его тело напряглось и начало растворяться.
– Нет, – сжав зубы, прохрипел он.
«Да. Ты меня удивил…»
– Да, – с трудом выговорил Хесперо.
«Но я здесь сильнее».
Хесперо сжал кулаки, но от напряжения пальцы оторвались от ладоней. А в следующее мгновение его плечи поникли, и обе руки отвалились от тела.
– Нет!
Его позвоночник задрожал и начал ломаться, торс медленно рассыпался, колени исчезли. Его тело развалилось на части, и черный поток унес куски прочь.
Дрожа от страха, Хесперо снова ухватился за ослепительное сияние, не обращая внимания на то, что он становится бестелесным, сливаясь с потоком.
«Здесь», – произнес неожиданно голос.
Он ничего не видел, но вдруг ощутил что-то горячее и дрожащее.
– Я помню, – пробормотал он. – Я это помню.
«Тогда поторопись. Ты скоро забудешь».
Голос сказал правду, потому что в тот момент, когда Хесперо коснулся необычного предмета, он уже не понимал, что делает и почему, и…
Послышался крик, а потом, потом…
Откровение.
Сначала появились образы и части образов. Запахи, ощущения, боль и удовольствие, сущность материи, сущность жизни, но отделенная от самой жизни, плывущая по течению.
Нет, не по течению. Внутри него.
Первый поток исходил от Фабуло: страх и возбуждение одновременно. Да, Луцио убили, при помощи утонченного яда, но все это было слишком быстро, жизнь отступила, и возникли яркие вспышки. Ослепительное плетение священного пути святого Диуво, движение женских пальцев, касающихся высоких стеблей пшеницы, удар головой о холодный мрамор в часовне в з’Эспино, он дрожит в лихорадке, ему жарко в удушающих перинах, мягкое белье, удивление, лицо, ставшее целой вселенной, сладкий запах материнского молока, боль, свет…
А потом, надолго, Хесперо лишился способности мыслить, когда перед ним открылся колодец знания, наполнил его и – когда он решил, что силы его иссякли, – снова закрылся.
Возникла сильная боль, и он почувствовал, что его ногти впились в ладони, потом руки сжало, словно тисками, и в груди что-то заколотилось.
«Мое сердце, – подумал он. – Мое сердце».
Он снова содрогнулся, ему больно сдавило грудь.
Затем удар, пауза, два удара, снова пауза и новый удар.