Революция и музеи. Судьбы московских древневосточных коллекций (1910–1930 гг.) - страница 20

Древнеегипетские тексты, как многие древневосточные произведения, не имеют заглавий. В Месопотамии часто их обозначали просто по первым словам, как и библейские тексты (Книга Бытия = «В-начале»). Для удобства их называют сами публикующие их египтологи, почему названия иногда немного отличаются (тот же Синухет предстает то как «Рассказ Синухета», «Повесть о Синухете», то «История Синухета» или «Странствия Синухета»). Папирусы часто также называют по имени их первого владельца: в 1857 г. прекрасный папирус с литературным текстом был куплен Британским музеем у леди д‘Орбиньи, почему и получил такое название (в русс. передаче также: папирус Орбиньи, д‘Орбини, Орбиней, Orbiney). Сохранившуюся на нем «Повесть…» или «Сказку о двух братьях» (иногда просто: «Два брата») и издаст в этой серии с обширным предисловием и комментариями В.М. Викентьев[106]. Это был первый перевод на русский язык с оригинального иератического текста и сделает он эту публикацию на высоком уровне. Он, действительно, хорошо знал и чувствовал литературу, почему эта небольшая книга сохраняет значение. Досадно, но в отечественной историографии она была почти забыта, как и ее автор. В комментариях к лучшей подборке литературных произведений, академическом издании знаменитой серии «Литпамятники», упоминается только название книги[107], а в более современной публикации новых переводов книги Викентьева нет даже в списке литературы[108].

Следует заметить, что литературоведческое изучение древнеегипетского наследия и сейчас в определенной степени сдерживается нашими недостаточными знаниями о древнеегипетском языке, поэтому древневосточная проблематика, как правило, не включается в курсы истории и теории литературы даже филологических факультетов университетов. Поэтому для начала ХХ в. работа Викентьева была во многих отношениях очень значимой. Переводу предшествует объемное – 27 страниц – предисловие, где автор, указав, что литературные тексты Древнего Египта стали обнаруживать с середины ХIХ в., переходит к краткому обзору сказок долины Нила, а затем прослеживает историю находки и переводов папируса д’Орбиньи (в примечаниях к своему переводу он указывает варианты предшественников). При этом он тщательно отмечает 4 перевода на русский и один на украинский, сделанных не с оригинала, а с французского языка. Викентьев переводил с издания иератического текста Георга Мёллера, сличая его с факсимиле С. Бёрча (оба издания актуальны и сейчас). Подробно Викентьев останавливается на авторстве повести, отвергая в качестве такового указанного в колофоне Энанну (Инанну) и пеняя переписчику за описки и ошибки. Интересны историографические очерки по рассмотрению сюжетов «Повести» немецким ученым Лейеном (использующим «крайние анатомические приемы») и французским Масперо, с которым Викентьев тоже спорит, говоря о единстве руководящей идеи произведения. Далее автор обращается к сложному вопросу о египетском дихотомизме, являющемся основной чертой «Повести», как внешнеструктурной, так и внутреннепсихологической. Этот дихотомизм находит себе выражение в двух основных рефренах временного порядка. Также он отмечает наличие аллитерации и ассонанса. Несколько страниц Викентьев посвящает рассмотрению образа главного героя – Баты, «кроткого и мудрого простеца, покорного воле людской и божественной» и готового «терпеливо принять крайнее страдание». За этим следуют характеристики второстепенных персонажей, старшего брата Анупу, «хозяина», не терпящего «чтобы его достоянию наносился ущерб», и неверной жены Анупу-Баты, «отрицательный полюс напряженного нравственного поля», что, однако, является инсинуацией на исторический тип египетской женщины. Любопытны гипотезы о божественных прототипах главных героев «Повести», построенные с учетом исследований корифеев египтологии: А. Эрмана, Г. Масперо, А. Гардинера, Э. Навилля. В центре книги помещен перевод (с. 29–51), а вместо заключения – комментарии и фольклористические сопоставления (с. 53–94). Если перевод снабжается примечаниями в основном филологического плана, то в последней части развернутые комментарии даются по страницам; среди них очень много сопоставлений с произведениями мировой литературы, от истории библейского Иосифа до тюркской сказки об Идыге и т. д. Сопоставление Баты с Кощеем Бессмертным явно увлекло автора, и он сам ограничивает свое описание, переходя к еще более трепещущему вопросу – об отношении к судьбе. Один из последних экскурсов – мотив превращений в сказочной литературе. Викентьев качественно проводит литературоведческий анализ текста, похоже, прочитав все, что тогда было написано по поводу «Повести» египтологами и неегиптологами (так, он специально останавливается на статье В. Стасова, первым открывшего «Повесть» русскому читателю, подчеркивая принадлежащее ему сопоставление египетской истории с историей царевича Сиавуша из «Шах-Намэ» «как единственно сколько-нибудь удачное»