– Не вижу ничего забавного, – сердито сказала Тамара. – Свинство и глумление над прахом.
–Согласен, свинство,– легко согласился Пономарев.– Да только нет худа без добра. После того случая понял я, что надо срочно бросать всю эту антирелигиозную ерундовину и заняться настоящим делом. На мое счастье, Артемий Владимирович Арциховский согласился взять меня в свою археологическую экспедицию. Вот тогда-то и началась для меня настоящая жизнь! На раскопках жара, комары, земля в курганах как каменная, все руки в мозолях, а мне петь хочется! Вечерами у костра засиживались до глубокой ночи. Шутки, розыгрыши, разговоры об археологии. Арциховского я мог слушать бесконечно, хотя и не всегда понимал его с первого раза. Он ведь буквы г и к не выговаривает. Хочет, к примеру, сказать «крупный успех», а получается «трупный успех», хочет сказать «турьи рога», а получается «курьи рота».
– А что было потом? – спросила Тамара.
– Потом был СЛОН, – сразу помрачнев, ответил Пономарев.
– Какой слон? – не поняла Тамара.
– СЛОН – это Соловецкий лагерь особого назначения. Загремел я туда за кампанию. В том смысле, что тогда началась кампания по борьбе с буржуазной исторической наукой. Сначала арестовали всех ведущих историков: Платонова, Тарле, Лихачева, Готье, Бахрушина. Потом взялись за реставраторов, краеведов, музейщиков. В Новгороде тоже многих похватали: Порфиридова, Смирнова, Шевякова. Моего дядю Владимира Передольского сослали на Колыму. Обвинили в подготовке покушения на Сталина, хотя он курицу боялся зарезать. Там и сгинул.
А потом и я попал под раздачу. Взяли меня по делу Студенческого христианского союза, хотя я всегда считал себя атеистом. Арциховский пытался было за меня заступиться, да куда там, он и сам тогда на ниточке висел. Получил я свои пять лет лагерей и отправился на Соловки…
Несколько минут они шли молча. Потом Пономарев заговорил снова:
– Ты даже не представляешь, Тамара, каких людей я там встречал! В одном бараке сидят бандиты и убийцы, а в соседнем – инженеры, ученые, литераторы, музыканты. Сидел с нами великий реставратор Александр Иванович Анисимов, тот, что новгородские фрески Феофана Грека спасал. Интеллигент до кончиков пальцев и при этом абсолютно бесстрашный человек! Был еще Боря Шевяков, красавец, дворянских кровей, умница, специалист по архитектуре средневекового Новгорода. И тоже отчаянная голова! Чтобы повидаться с любимой женой, бежал из лагеря в Ленинград. Одну ночь с ней провел, а потом бдительные соседи стукнули куда надо, и его снова схватили.