Рассел уже остановился и барабанил теперь пальцами по кухонной тумбе. На ней громоздилась небольшая стопка утренней почты. Среди счетов и рекламных листовок я заметила конверт с официальным штампом службы опеки. Моё сердце дрогнуло. Я посмотрела на Рассела.
– Ты уже знаешь решение?
Он покачал головой. Снова впился взглядом в конверт.
– Я боюсь открывать, – наконец, признался он.
Рассел боится? Я не поверила своим ушам.
– А вдруг они откажут? – ответил на мой немой вопрос Рассел.
– Если не откроем конверт, то не узнаем, – резонно заметила я. – Хочешь, я посмотрю, что там? Я не боюсь, честное слово.
Рассел целую минуту всматривался в меня пронзительными ярко-голубыми глазами. Потом взял со стола конверт и молча протянул мне. Я приняла его и почувствовала, что мои руки дрожат.
Я осторожно надорвала бумагу и вытащила сложенное пополам письмо. Глаза побежали по строчкам:
«В деле об удочерении мисс Лизы Джексон, суд пришёл к следующему решению»…
Перед глазами от волнения заплясали белые мушки.
«Учитывая все представленные доказательства и свидетельства, суд постановляет утвердить удочерение мисс Лизы Джексон мистером Расселом МакРиди».
Я перечитала эту строчку ещё раз. потом ещё. Подняла взгляд на Рассела. Он, стоял передо мной и нервно переминался с ноги на ногу.
– Мы получили подтверждение! – воскликнула я, вскинув руку с письмом вверх, – я теперь твоя дочь!
Рассел несколько секунд смотрел на меня растерянным взглядом. Потом выражение его глаз сменилось на радость. В один прыжок он оказался около меня, подхватил на руки и закружил по тесной кухоньке. Я завизжала от восторга.
Потом он остановился, поставил меня на пол и, чуть отдышавшись, спросил:
– Возьмёшь мою фамилию, Зайчик?
Я кивнула.
– А можно мне поменять и имя тоже?
Рассел вскинул брови:
– Это на какое же?
Я улыбнулась:
– Хочу быть Банни МакРиди.
Через две недели я пошла в среднюю школу в Портленде. Там все меня знали уже как Банни. Потянулись обычные школьные будни, с тем отличием, что мне не приходилось драться с каждым встречным. Да и белым мусором меня больше никто не называл. А если бы и посмел назвать, теперь у меня был Рассел.
Когда он был дома, я просыпалась от запаха кофе и банановых панкейков. Рассел кормил меня завтраком, усаживал в свой рабочий жёлтый Чекер Маратон, который мы перебрали ещё в августе. Отвозил в школу, а после занятий на нём же встречал. Каждый вечер он неизменно сходил с линии для того, чтобы отвезти меня домой.