Когда входная дверь в очередной раз открывается, а на пороге появляется юркий старичок в потрёпанном костюме, я почти не обращаю на него внимания. Зато его появление отчего-то радует Прокопьева:
– Пётр Степа-а-анович, рад вас видеть! – Он приветствует вошедшего крепким рукопожатием, словно тот – его давний друг. И торжественно объявляет уже для меня: – Валерия Игоревна, это Пётр Степанович Мищенко – ваш адвокат!
И если до этой минуты у меня ещё оставались какие-то чаяния на то, что с прибытием адвоката что-то изменится, в этот момент они исчезают полностью.
– Задержание уже оформили? – любопытствует старичок у Прокопьева, усаживаясь на диван, на котором за сегодняшнее утро сидели уже человек двадцать. Со мной он даже здороваться не счёл нужным, посчитав, очевидно, что тот, кто платит, тот и музыку заказывает.
– Обижаете, без вас не стали бы, – непривычно добродушно отзывается следователь по особо важным делам. – Сейчас наша подозреваемая заявление о вашем допуске напишет, и начнём.
Интуитивно ощущая, как вся моя жизнь неуправляемым камнепадом катится в тартарары, я всё же предпринимаю попытку её остановить:
– Нет уж. Сначала дайте мне телефон, чтобы я могла позвонить!
– А обязанности давать вам телефон никакой закон не предусматривает, – елейно заявляет Прокопьев, и, повернувшись к адвокату, демонстративно интересуется: – Верно, Пётр Степанович?
Тот с кивком подтверждает сказанное, а мерзкий, похожий на суслика, следователь продолжает:
– Поэтому я уведомлю того, кого вы скажете, в течение двенадцати часов после задержания. Может, быстрее. Зависит от вашего поведения и показаний на допросе.
Говорят, улыбка делает людей красивее. Разглаживает морщины, добавляет милые ямочки на щеках, заставляет сиять глаза. Прокопьев – исключение из правила. Что с улыбкой, что без, следователь одинаково отвратителен. Он цинично издевается надо мной и бесчестно манипулирует, пока я с ума схожу от бессилия и отчаяния.
Но внезапно улыбка Прокопьева гаснет, а его самоуверенность испаряется, со свистом, как воздух из воздушного шарика. Выражение на лице меняется с довольного и расслабленного на озлобленное. Старичок-Мищенко тоже округлил глаза, уставившись куда-то за мою спину так, словно за одним из нас, а, возможно, именно за ним, как за самым старшим, прямо сейчас в мою гостиную заявилась смерть с косой.