Толкаю Никиту в грудь, заставляя осечься.
– Да я терпеть тебя не могу! И видеть рядом собой не желаю! И променяю любой комфорт на возможность больше никогда тебя не видеть!
Он демонстративно закатывает глаза и выдаёт патетично:
– Вы говорили: нам пора расстаться, что вас измучила моя шальная жизнь, что вам пора за дело приниматься, а мой удел – катиться дальше, вниз1…
А я никак не могу понять, издевается он, или действительно считает, будто то, что между нами было можно вернуть, тем более столь сомнительным способом.
– Так и катись, Сахаров, катись! И держись от меня подальше!
– Не могу, Леруся, – заявляет он с новой едкой усмешкой. – Особенно когда вижу, как тебе новые хахали цветочки в кабинет таскают, которым в мусорном ведре самое место.
Вот кто безжалостно швырнул пионы в корзину для бумаг. Эмоции мечутся с огромной скоростью от станции «расплакаться от отчаяния» до станции «биться насмерть». Из-за Сахарова я успела пережить галлоны боли, разобраться с тоннами неприятностей и пролить литры слёз. Но всему приходит конец. Моё терпение кончилось сегодня. Его последняя капля падает и разбивается с оглушительным звоном в тишине опустевшего коридора.
И я понимаю, что контролирую себя слишком плохо. Почти не влияю на происходящее. Лишь в одном твёрдо уверена: всё, что я говорю Никите, он заслужил. До самого последнего слова.
Глава 2. Попурри неприятных тем
Mulholand Drive – Rhea Robertson
Сознание становится ясным лишь тогда, когда я, вернувшись в кабинет, падаю на диван. Утыкаюсь лицом в ладони. Тяжело дышу, вдыхая нежный цветочный аромат. Считаю удары пульса, чтобы успокоиться. Сбиваюсь на тридцатом и начинаю снова. Один, два, три, четыре…
Оживает дисплей телефона на журнальном столике. Надежда на то, что звонит Алекс, умирает уже через секунду. Номер мамин.
– Вали, тебя через сколько ждать? – деловито любопытствует она и, не дожидаясь ответа, продолжает: – заедь, пожалуйста, в супермаркет по пути. Возьми микс-салат, апельсины, упаковку киноа…
Бездумно смотрю на чашку с недопитым кофе, а она расплывается перед глазами. Мамин голос звучит нераспознаваемым белым шумом. По телу результатом пережитого стресса расползается слабость. Сковывает мышцы. Волна адреналина, что бушевал в крови только что, отступила, а на его место не пришло ничего. Пустота и безразличие. Отзываюсь безжизненно: