Ещё отец очень гордился, что у дочери его – длиннющая коса. Не велел её стричь ни в коем случае. Танечка сама любила свои длинные волосы. Тут они с отцом сходились.
Шло лето шестьдесят второго года. Танечка только что окончила начальную школу и теперь могла отдыхать. Хотя дома у них особенно не расслабишься. Отец зорко следил, чтобы дети Таня и младше её на два года Колька, всегда были при деле и чтобы в доме было чисто.
– Пап, так чего, нельзя эту частушку петь? Я подумала… – продолжила Таня, довольная, что платье осталось целым и папка сегодня добрый.
– А соседи думать не будут, сразу побегут и сообщат кому следует. Ты прекращай мне это, про Хрущёва.
– А другие можно?
– Какие это ещё?
– Ну вот. – Танечка замолчала ненадолго и выдала: – К коммунизму мы идём, птицефермы строятся, а колхозник видит яйца, когда в бане моется.
– Танька! Я т-те дам в бане моется! Тебе кто это всё сказал?
– В школе у нас поют.
– Ещё чё выдумай?
– Ну, на переменах.
– Не ври мне давай!
– Я не вру.
– Нечива за другими дурь-то повторять, ты хоть понимаешь, про что ты поешь?
– А чё, смешно же, пап!
– Чё смешного? Не доросла ещё до этого.
– А что тогда петь?
– Пой што-нить, но неполитическое.
– Как это?
– Ну, про Сталина, про партию – не пой! Зарубила себе на носу?!
– Зарубила, – промямлила Таня, до конца не понимая, почему про баню и яйца петь нельзя.
– И про Хрущёва тоже?!
– Тоже. Т-те на следующий год в пионеры, а ты…
– Так я же…
– Выучила клятву? – прервал её отец.
– Назубок, пап! Во! – похвасталась Таня и начала тараторить, проглатывая буквы: – Я, вступая в ряды всьюзнай пионерск организаци имни владимльча леньна, прелицом свых тварищей, тржеснбещаю грячо льбить свуродьну, жить, читься и бротся, как заищал вликлень, как… как, – она запнулась, – забы-ы-ыла, пап!
– Ну, вот и назубок! Тетеря! Иди учи!
– Я знала, я знала, – начала канючить Танечка.
– Слышал уже как знала! Две строчки запомнить не можешь.
– Не две!
– Не спорь с отцом! И с выражением хоть рассказывай, учить т-тя ещё буду, штоль, пионерка. – Батя захромал во двор к своему плотницкому станку.
* * *
На следующий день, как только родители ушли на работу, Танечка проснулась и, ещё не успев опомниться ото сна, первое, что решила сделать, это натаскать воды с Иртыша́. Мама всегда хотела, чтобы дома было много воды. Она придёт с работы и удивится. Работала мама на пилораме, и Танечке было её очень жалко. То ли от того, что слово «пилорама» какое-то неприятное, не девичье, то ли она вспоминала, как слышала однажды, что мама жаловалась соседке, тете Марфе Разбойниковой, что устала таскать эти бревна. Как мама носит бревна, которые в лесу ещё стоят, такие здоровенные? Непонятно. Мама – и эти дылды огроменные!