Потом ещё горланили песни под гармошку, тосты, танцы, кто-то прикладывался спать. Время шло к рассвету. Мать собрала призывнику в дорогу рюкзак с едой и теплыми вещами, подъехал автобус, и все, кто остался, человек двадцать, потихоньку загружались, чтобы ехать к поезду.
* * *
Бариновы, Егор, Димка и ещё человек пять, решили не ездить, стояли у автобуса, пили на посошок и вместе со всеми тянули в сорок пятый юбилейный раз: «Как родная меня мать провожала». Будущему солдату снова говорили напутственные речи. Тот стоял бодрый, но будто слегка ошарашенный. Вчера вечером, дома, всё происходящее казалось веселым, а теперь, под утро, когда стали прощаться, Толька всем нутром ощутил скорую разлуку с родным домом, с близкими, но виду не показывал. Маша его стояла рядом. Потом началась какая-то непонятная дорожная суета.
Один из родственников, уже сильно пьяненький, хилый такой с виду, в чём только дух держался, не выговаривал букву «л» и всё время повторял: «А ты свужи, как я свужив!» Над ним смеялись, кто-то поддразнивал, кто-то слушал рассказ, как же он всё-таки «свужив». Наконец будущий солдат с родителями, подружкой и всеми, кто решил проводить его до конца, а кто просто сел в автобус по пьяни, уселись, более-менее угомонились, гармонь заиграла ещё жалостливей, и автобус, подпрыгивая на кочках, покатил к железнодорожной станции. Провожающие махали вслед, кто-то плакал, кто-то твердил что-то вроде «два года быстро пролетят», какая-то собака побежала за автобусом, и, как только они скрылись из вида, оставшиеся гости пошли кто куда.
Новенький, с которым Надежде хотелось завести шашни, испарился. Она посмотрела, не нашла его, и их компания: она, муж, брат и Димка, и ещё какой-то мужичок, пошли в сторону дома. Через несколько домов мужичок свернул в проулок.
– Ну, бывай! – крикнул ему Егорка, и они остались вчетвером.
– А чё, сегодня ж заговенье, постреляем, што ль? – предложила Надя, когда они подошли к перекрестку.
– Надь, да уже утро, ты чё? – ответил муж.
– Лёш, ну пожалуйста. – Она наклонилась к нему и, пока никто не видит, чмокнула его за ухом.
– Не, я тоже домой! – почти простонал Егорка.
– Егора, да ты что, ты же любишь стрелять! – не унималась она.
– Ты откуда знаешь? Не, щас Оксанка у меня заведется, явно не спит ещё. Или уже.