– Понимаешь, Мариша, нам надо приготовиться к самому страшному. Сказали, что дольше чем до весны, Аннушка не проживет. Рак… Такая молодая – и вот тебе… За что?
До последних дней Анна Леопольдовна верила в то, что выздоровеет. Правду ей не говорили. А в феврале врач позвал на беседу Маришу.
– Боюсь, что Станислав Трофимович всего не поймет. Последите за ним. Он очень неустойчивый человек. Может не справиться.
– Что? – зачем-то переспросила Марина.
– Терминальная стадия…
Маму выписали из больницы, сказав ей, что у нее грипп. В клинике была такая традиция: отпускать больного умирать дома, в кругу родных.
В день похорон Марина уже была безучастна ко всему. Она не понимала, зачем говорят свои длинные речи учителя из маминой школы. Зачем голосят над гробом вдруг взявшиеся откуда-то многочисленные родственницы Станислава Трофимовича. Почему после кладбища все эти незнакомые ей люди пришли в их дом и принялись с аппетитом поедать сало и огурчики, привезенные тетками отчима из деревни. Она еле удерживала себя, чтобы не прогнать всех этих людей из дома. Но и остаться здесь, наедине с портретом мамы… Почти что наедине со Станиславом Трофимовичем… В этом было что-то странное, тревожное, что-то противоестественное.
Со Станиславом Трофимовичем и в самом деле стало твориться неладное. Первые недели он молчал. Если и заговаривал, то это были какие-то обрывки фраз без начала и конца. Каждую ночь ему снилась Анна Леопольдовна.
Потом отчим запил. Правда, не дома. Уходил куда-то с утра, а ближе к ночи раздавался звонок в дверь: «Мариша, рыженькая, пусти папулю. Не обижай папулю». Бывало, что в затуманенном сознании он смотрел на нее мутными, невидящими глазами и называл Аннушкой…
Как-то Марина проснулась от кошмара. Снилось, что ей на плечи, на шею набрасывается отвратительная собака – то ли колли, то ли сеттер, вся грязная, со сбитой в клочья шерстью, с гнилым запахом из пасти. Собака валила ее на землю, впиваясь клыками в затылок. Перекинув ее через себя и выхватив карабин, Марина начала стрелять по вмиг заскулившей, распластывающейся в окровавленной грязи туше. Пули входили в шкуру, взрывая ее красными ошметками. Но тут же еще одна собака набросилась на нее, повалив на изрешеченный труп псины.
Марина с трудом очнулась. Дышать было тяжело – на нее кто-то навалился. К своему непередаваемому ужасу, она увидела, что это был отчим. Уткнувшись мокрым от слез лицом и усами в ее шею, он бормотал что-то пьяное, бессвязное.