– Arseda kemin, i daali turp-ata3, – произнес ее спаситель.
Ингольв говорил на кортуанском с небольшим северным акцентом, но от знакомой речи девушку разом перестало трясти, и она постаралась ответить с не меньшим достоинством, явив немалое самообладание:
– Hum tar, amis brargento?4
«Да, элфрэйская кровь», – отметил про себя Ингольв. – «Благородная при том. Едва выдралась из разбойничьих лап, а уже держится как принцесса… Да она и есть принцесса. Какая нелегкая ее только сюда занесла, хотел бы я знать, эх! Ну да у элфрэ никогда не узнаешь правды», – думая так, он занялся ее путами. Связать ее успели на совесть. На вопрос он отвечать не спешил, впрочем.
Девушка же постепенно начала приходить в себя и держаться все увереннее, пока Ингольв развязывал ее, и, глядь, уже перепачканное нежное личико перестало кривиться, вот-вот готовое к рыданиям, разгладилось и холодно затвердело во всегдашней эльфийской надменности. И даже под грязью и нищенским тряпьем стало видно – да, порода во всем. Аристократическая невытравимая порода. Девушка еще раз повторила вопрос – уже настойчивее и серьезнее.
Северянин вздохнул, перешел на более привычный ему язык земель Краймора – на нем в мире говорили вообще все и везде, а если и не говорили, то понимали уж точно.
– Я Ингольв, наемник вашего отца, и никакой не рыцарь, – сказал он, протянув ей свой плащ. – Вот, наденьте – и быстрее в порт, пока не подоспела стража, не хочу иметь дело ещё и с людьми местного шаха или, боги оборони, самого эмира. Я отвезу вас к вашему родителю, если мы поспешим, и вы не станете задавать вопросов, а будете делать, что я скажу.
Девушка только коротко кивнула, и дважды повторять не пришлось.
Удача была на стороне этих двоих: грохот и лязг железа и стальных клинков на задворках какой-то халупы городские стражники не услышали, ибо были далеко, и поэтому у беглецов было несколько минут в запасе, чтобы нырнуть в боковой проулок и дворами пройти в портовый район, где уже ждал их нужный человек на корабле.
Они не стали мешкать и через некоторое время судно уже уносило их прочь от Арсага.
Тхабатская жемчужина осталась покачиваться в волнах своей беспокойной жизни, даже не заметив, что на двух чужеземцев на улицах города стало меньше.
В порту все получилось быстро – наемник показал какое-то письмо человеку у трапа, тот кивнул, свистнул кому-то из своих людей, и вскоре путники – если не сказать беглецы – получили маленькую каюту, которую наемник целиком отдал девушке. Только бросил часть вещей у порога, а сам ночевал на палубе, с матросами – но об этом принцесса-беглянка узнала далеко не сразу, потому как сразу же улеглась отдыхать, провалившись в крепчайший сон: неясно было, когда в последний раз перед этим ей доводилось выспаться вдоволь, в своих скитаниях она, судя по всему, жила в весьма аскетичных условиях. Наемник не мешал девушке отсыпаться, да и сам поперву с удовольствием вкушал отдых после длительных поисков. На корабле была не его епархия – там командуют моряки, и даже распоследний матрос на борту любой посудины важнее особ княжей крови. Ведь в случае чего, тянуть снасти и бороться со стихией будут они.