Вскоре Ингольв вышел к небольшой поляне, где и обнаружился хозяин флейты. Он восседал на обомшелой валежине, спиной к юноше, так что сперва парень увидел только зеленую узорчатую, расшитую странным орнаментом круглую шапку с лисьей опушкой, да серый просторный плащ, укрывающий плечи незнакомца – вот тот был совсем обычный.
Ветка неловко хрустнула под ногой Ингольва, и сидящий на поваленном стволе заметил его, резко обернувшись.
– Ну кто там ходит? – незнакомец вздернул левую бровь с немного комичным выражением насмешливости и недовольства на лице одновременно. С виду это был обычный человек, зим повидавший около полусотни, сам светловолосый – пряди точно сероватый лен. Отличался при том незнакомец хитрющими лисьими глазами, столь ярко-зелеными, что Ингольв не смог вспомнить, видел ли он раньше такие яркие глаза у кого-то. Борода у незнакомца была заплетена в короткую косу и перехвачена серебряным темляком. Помимо шапки и плаща, человек был облачен в старомодный тускло-зеленый кафтан, запахивающийся на левую сторону, темные кожаные штаны, более обычные для рыбаков да мореходов, и потрепанные красные ботинки. В слегка заскорузлых пальцах покоилась флейта – видимо, та самая.
– Чего добрых людей пугаешь? – сурово сдвинул брови флейтист.
– Я не пугаю, – растерялся Ингольв. – Я музыку услышал…
– А, так ты дорогу спросить хотел, молодой волчонок, что должен скоро стать волком? – внезапно лицо человека с флейтой разгладилось, напускная суровость и негодование ушли, теперь лицо казалось едва ли не смутно знакомым. Только вот отчего в светлой бороде да слегка волнистых волосах, падающих на плечи из-под шапки, чудится легкая зеленоватость, будто этого человека старательно катали по свежей траве?
Ингольв кивнул, растерявшись еще больше.
– А, это там! – непонятно ответствовал мужчина в странном наряде, указав рукой куда-то чуть вбок от течения речки, оставшейся за спиной. Что наряд незнакомца именно странный, Ингольв не усомнился ни на секунду, только в чем именно странность, пока не мог назвать точно даже для себя.
– Что… там?
– Что надо, – расхохотался собеседник.
Ингольву подумалось, что, пожалуй, этому типу может быть не пятьдесят зим, а с равным успехом и тридцать, и девяносто…
– Вот непонятливый! Сам дорогу спрашивает, сам недоумевает, что там!