Посреди просторной комнаты в десять татами стоял большой письменный стол, рядом – высокий книжный шкаф, доверху заполненный географическими трудами. Он работал редактором в издательстве, помогая составлять книги по географии.
Литератор – и географические справочники!
Он уверял, что увлекается географией, но в душе, конечно, не был доволен.
Отставание в литературной карьере, неспособность создать крупное произведение, ежемесячные унизительные нападки в молодёжных журналах – всё это угнетало его. Хотя он и верил в своё будущее, но не мог не страдать.
Общество стремительно менялось. Трамваи преобразили транспорт в Токио.
Студентки теперь были совсем не такими, как девушки в его юности. Молодёжь рассуждала о любви, литературе, политике – но их взгляды и манеры стали настолько чужды, что он чувствовал: между ними и им – непреодолимая пропасть. И вот, день за днём, он шёл одной и той же дорогой, входил в те же ворота, пробирался мимо грохочущих машин и потных рабочих, здоровался с сотрудниками и поднимался по узкой лестнице в свою комнату. Та, освещённая с востока и юга, днём раскалялась до невыносимости. Маленький служащий ленился убираться, и на столе толстым слоем лежала пыль.
Он садился в кресло, выкуривал сигарету, затем вставал, доставал из шкафа толстые справочники, карты, путеводители – и брался за перо, продолжая вчерашнюю работу. Но последние два-три дня голова его была в смятении, и перо не слушалось. Он писал строку – и останавливался, думая о ней.
Ещё строку – и снова остановка. Мысли приходили отрывистые, яростные, отчаянные. Внезапно он вспомнил пьесу Гауптмана «Одинокие люди». Когда-то он хотел дать ей её прочесть – объяснить трагедию Иоганнеса Фокерата, его тоску и боль. Сам он прочёл эту пьесу три года назад, ещё не зная о её существовании. Но даже тогда он был одинок.
Он не сравнивал себя с Иоганнесом, но думал: «Если бы встретилась такая девушка, как Анна, эта трагедия была бы неизбежна».
Теперь же он с горечью осознавал, что не достоин даже участи Иоганнеса.
В конце концов, он не дал ей «Одиноких людей», но однажды разобрал с ней тургеневский рассказ «Первая любовь».
В свете лампы, в крохотном кабинете, её юное сердце трепетало от романтической истории, а глаза сияли ещё глубже и ярче.
Шёлковые ленты, гребни, полуосвещённое лампой лицо, склонённое над книгой…