Спаситель человечества - страница 2

Шрифт
Интервал


"Спасибо, Парис, – прозвучало тихо, но эти слова вонзились в сознание генерала, как раскалённый прут. – Ты всегда был мне верным другом и товарищем".

Парис сглотнул, ощущая, как капли пота стекают по спине под броней. "На западно-восточном фронте… всё кончено. Их силы окружены. Воздушный флот – разбит. Теперь… теперь наше преимущество непоколебимо". Он запнулся, пытаясь не смотреть на дымящийся город на горизонте, где огненные языки лизали руины минаретов. "Противник отброшен к Красному морю. Города падут к завтрашнему дню. Как… как ты и предрекал".

Эон повернулся, и тень от его плаща накрыла Париса. "Пленные?"

"Тысячи, господин. Мы ведем их колоннами. Они… – генерал заколебался, – они молят. Просят воды".

"Дайте им питья. И хлеба, – Эон провёл рукой по воздуху, и голограмма планшета рассыпалась на мерцающие искры. – Страдание – плохое удобрение для нового мира".

Парис кивнул, но вдруг вспомнил нечто важное. Его глаза метнулись в сторону, где у палатки стоял странный старик в черном халате. "Есть ещё один… Имам. Тот, что благословлял их солдат. Хочет… – генерал закашлялся, будто имя святого жгло ему лёгкие, – встретиться с вами".

Эон обернулся. Ветер донёс с запада запах горелой плоти и ладана – адская смесь. Его взгляд устремился к дыму, где когда-то в дали возвышался храм, а теперь зияла чёрная воронка. "Приведи его ко мне. Но сначала накорми".

"Слушаюсь, предводитель". Парис поднялся, спину сводила судорога от долгого поклона. Отступая, он чуть не наткнулся на группу солдат, тащивших ящики с боеприпасами. Те бросили груз и повалились ниц, когда увидели своего предводителя.

Эон не обратил на это внимания. Его мысли уже витали над Красным морем, где волны, красные от водорослей, бились о скалы. Сколько ещё храмов? Сколько ещё молитв? – пронеслось в его голове.

ГЛАВА 2 «ИСПОВЕДЬ В ОГНЕ»

Тонкий полумрак шатра колыхался от плазменных ламп, подвешенных к шесту. Свет от них стелился по потолку, словно дух, не решающийся покинуть это место. Эон сидел на краю раскладушки, его плащ – был грубой тканью, – он лежал рядом, сложенный с неестественной аккуратностью.

В этот момент в шатёр вошёл Имам, его босые ноги едва касались плетёной циновки на полу, сам он был в потертой одежде. Он ожидал увидеть величественный дворец, усыпанный трофеями покорённых народов, но вместо этого его охватил аскетизм, граничащий с самоистязанием.