На столе лежали книги:
"Так говорил Заратустра", Ницше, с обложкой, на которой возвышался образ сверхчеловека, ломающем старые ценности.
"Государство" Платона, раскрытое на странице, где утверждается, что поэтов следует изгнать из идеального города.
"Левиафан" Гоббса, с закладкой в главе, обсуждающей, как страх создает порядок.
А также пустой блокнот, его страницы были чуть загнуты по углам, будто кто-то листал их снова и снова, но так и не решился написать хоть слово.
Имам заметил, что корешок Заратустры обуглен.
– Ты сжёг множество библиотек, но еще хранишь эти книги? – спросил он, не скрывая удивления.
Эон поднял глаза. В них не было гнева – только усталость, как у человека, который слишком долго думал о вещах, которые находятся за гранью понимая.
– Рукописи не горят. – Ответил Эон.
Его рука непроизвольно потянулась к блокноту, пальцы прошлись вдоль чистой страницы.
– Ты хотел поговорить, старик. Так говори.
Имам посмотрел на раскладной шкаф, где рядом с парой сапог висело кожаное пальто, самая дешевая вещь, которая вообще могла там находиться.
– Ты построил мир без Бога, но сам живёшь, как монах. Почему?
На лице Эона появилась улыбка – первая за время их разговора, отразившая некую глубину.
– Потому что роскошь – это последняя цепь. "И я её разорвал", —произнёс он.
Тишина повисла между ними, словно паутина, затянутая в уголках шатра.
– А этот блокнот? – Имам кивнул на пустые страницы, которые хранили в себе множество тайн.
– Это моя исповедь.
– Но в нём нет ни слова.
– В этом и суть. – Как мне к тебе обращаться, Имам?
– Меня зовут Маляк аль-Маут.
Когда имя "Маляк аль-Маут" сорвалось с губ Имама, Эон замер. На его обычно непроницаемом лице мелькнуло нечто, похожее на удивление.
– " Маляк аль-Маут…" – повторил Эон, растягивая каждый слог, будто пробуя имя на вкус. Его пальцы непроизвольно сжали край стола, где лежали те самые четыре книги – свидетели его внутренней борьбы. Затем он резко поднялся, раскладушка скрипнула под ним.
– Садись за мой стол, – голос Эона звучал мягко, но в нём чувствовалась стальная нотка. – Сегодня вы мой почётный гость.
Он широким жестом указал на простой деревянный стол.
– Расскажи, Маляк, – продолжал Эон, садясь за него, – как обращались с тобой мои люди? Напоили ли тебя? Накормили ли?
Маляк медленно опустился на предложенное место. Его измождённое лицо, обветренное пустынными бурями, освещалось колеблющимся светом лампы. За пределами шатра вдруг завыл ветер. Свет лампы замигал, отбрасывая на стены гигантскую, искажённую тень мужчины, сидящего за столом – пророка и его судьи.